В настоящее время Ближний Восток оказался перед важными событиями. Вывод американских войск создает силовой вакуум в Иракском Курдистане, с другой стороны лишая "мягкой прокладки" линию фактического противостояния между курдскими пешмарга и иракско-арабской армией. Начало осуществления проекта NABUCCO придает Ираку вообще, а Курдистану в особенности особое гео-политико-экономическое значение. Все это должно повернуть ход событий в ту или иную сторону, но в какую - пока неизвестно.

Каждая страна готовится к грядущим пертурбациям по-своему. Иракское правительство, верное традициям всех иракских правительств и заветам покойного Саддама, пытается централизовать все, что только возможно - к счастью, возможностей пока что не слишком много. В Турции объявлена "курдская инициатива", наносящая смертельный удар по такой священной корове, как кемалистское наследие. Вообще происходящие в стране процессы, возможно, не менее значительны, чем кемалистские реформы, но с обратным знаком. Турция словно возвращается в предкемалевскую эпоху, когда у власти в Стамбуле стояли османские либералы, точнее либеральные консерваторы, проведшие, между прочим, судебный процесс над организаторами геноцида армян. Происходящий ныне постепенный, достаточно осторожный по темпам, но решительный по сути отказ от кемалистского наследства, парадоксальным образом ведет не к отказу от европеизации, а наоборот, к более полному и реальному приобщению к современной Европе, далеко уже ушедшей от Европы Муссолини и Пилсудского, которую усердно копировал Кемаль. Отказ во внутренней политике от кемалистской концепции сильного, относительно милитаризованного этнонационального государства сопряжен во внешней политике с переходом от "классического" понимания борьбы за национальные интересы, при котором государство рассматривается как "волк среди волков", к интегризму и мягкому неоимпериализму, известному под именем "неоосманизма" - доктрины, глашатаем которой является нынешний министр иностранных дел Турции Ахмет Давидоглу. Действительно, Турция пытается интегрировать страны бывшей Османской империи в единое пространство на основе идеи общих интересов, общих ценностей (прежде всего исламско-суннитских), общей истории и судьбы - пространство, на котором Турция по экономическим причинам играла бы доминирующую роль. При таком подходе отметается свойственная кемализму грубая, конфликтная силовая политика, которая становится просто невыгодной - и вот уже Анкара предпринимает смелые шаги по нормализации отношений с Арменией. Укрепляя свой статус ведущей региональной державы, Турция активно посредничает между арабами и Израилем, между Сирией и Ираком, отношения между которыми испортились после багдадских терактов, и даже между Ираном и западными странами (в Анкаре должна состояться встреча шестерки стран с Ираном по ядерной программе). Политика Турции в отношении Армении явно ведет к тому, что Турция в какой-то форме признает армянский геноцид (возможно, в обмен на отказ Армении от всякого рода претензий и встречное признание убийств мусульман армянскими отрядами) - после чего войдет в число посредников и по Карабаху.

Еще более разительны изменения во внутренней политике, сказывающиеся прежде всего в курдском вопросе. Эрдоган и его единомышленники свободны от кемалистских националистических предрассудков, которыми пропитаны все старые лаицистские партии, даже относительно левой ориентации (как Народно-Республиканская партия Дениза Байкала). Более того, курды являются их объективными союзниками в борьбе против традиционного "теневого правительства" Турции - кемалистской военной верхушки. Кроме того, патриархальные восточные районы Турции гораздо более религиозны, чем более развитой и вестернизированный Запад. Наконец, в самой АКП большое количество курдов, которые со своей стороны оказывают давление на руководство. На выборах курды голосовали за АКП, включая многих курдов, ранее поддерживавших Народно-Республиканскую партию Байкала; показательно, в числе прочего, что этническим курдом является и один из крупнейших спонсоров АКП - миллионер Абдулла Гюлен. В общем, именно курдам Эрдоган обязан своей блестящей победой, оставившей за порогом парламента почти все старые кемалистские партии.

По-видимому, АКП пришла к власти с приблизительным пониманием того, что желательно сделать в курдском вопросе; проблема была в объективных возможностях, а также в расстановке приоритетов (мы можем не сомневаться, что лично Эрдогану право женщин носить косынку ближе и важнее, чем все курдские права вместе взятые). Историки будущего предметно покажут подробности подспудной борьбы между военными и исламистами, составлявшей наполнение первых лет ее власти, где дело Эргенекона накладывалось на процесс о запрете АКП, и т.д.; в этой ситуации хрупкого равновесия, Эрдогану было не до курдских дел. Наконец, окончание процесса о запрете и избрание Гюля президентом укрепило позиции Эрдогана и до некоторой степени развязало ему руки. Правда, он и тогда не решался пойти на определенные шаги в курдском вопросе. К счастью для курдов, военные сами подтолкнули АКП, избрав Курдистан полем для "матча-реванша" и явно переоценив силу шовинистических чувств в турецком обществе, которое, полагали они, всегда можно довести до состояния истерики.

Более чем странное кровавое нападение на пост в Шамдинли (на иракской границе) вечером 25 июля 2008 года, от которого РПК немедленно отреклась; последовавшие вслед за этим требования предоставить армии чрезвычайные полномочия показали правительству, что оно оказалось перед угрозой фактически тихого военного переворота. Результаты были прямо противоположными тому, на какие рассчитывали военные - правительство повернулось лицом к курдам, сначала иракским. Сенсационной была встреча Гюля с премьер-министром Иракского Курдистана Нечирваном Барзани во время визита турецкой делегации в Багдад. Введение с 1 января 2009 года круглосуточного телевещания на курдском языке - и это в стране, где еще 20 лет назад разговор по-курдски был запрещен! - явилось поистине революционным актом, разом разрушившим множество застарелых табу. В марте последовали муниципальные выборы, на которых курдская Партия демократического общества (ДТП) получила 89 городов, решительно обойдя АКП в ее электоральном заповеднике - Курдистане (при том, заметим, что и мэры от АКП в Курдистане в основном курды). Это показало людям в Анкаре всю степень разочарования курдов нерешительной политикой АКП и необходимость реального разрешения курдского вопроса. В итоге последовало провозглашение того, то именуется "курдской инициативой" или "курдским открытием". При том, что до конкретных шагов еще не дошло - их только предстоит сформулировать - самый факт публичного, с участием и под эгидой МВД, обсуждения курдского вопроса рушит все табу и показывает, что в психологическом отношении Турция прошла точку невозврата.

К моментам, поднимающим значение курдского фактора в Турции, следует приплюсовать также демографию (доля курдов в турецком обществе неуклонно увеличивается), рост самосознания курдов благодаря новым средствам связи (интернет, спутниковое ТВ) и, разумеется, соседству и примеру Иракского Курдистана. Экономические связи с Курдистаном все более и более развиваются, а с ними развиваются и связи человеческие, множество жителей Турецкого Курдистана ежедневно пересекает пограничный пункт Ибрагим Халиль в качестве шоферов, рабочих и т.п. В этом смысле характерен инцидент, произошедший недавно в Диярбакыре. Двое курдов, работавших в Иракском Курдистане, а затем вернувшиеся в Турцию, были арестованы и осуждены на 10 месяцев тюрьмы за найденные в их багаже футболки с курдским национальным флагом. При этом, заметим, суд первой инстанции отказал в возбуждении дела по этому эпизоду, но прокуратура добилась своего. Со стороны властей, такие судорожные акции похожи то ли на попытки загнать пасту обратно в тюбик, то ли на беготню цыпленка с отрубленной головой: государственное телевидение уже вещает на курдском языке, в обсуждениях в здании полицейской академии МВД представители общественности говорят речи, за которые еще недавно можно было схлопотать годы тюрьмы - но мускулы кемалистского цыпленка продолжают рефлексивно сокращаться, выдавая на-гора подобного рода приговоры.

Тем временем восточный сосед Турции - Иран идет по противоположному пути, пути эскалации силы и агрессии. В пику Западу, он спешно разрабатывает ядерное оружие, надеясь, что после того, как он вступит в клуб ядерных держав, его положение коренным образом изменится и его ведущая роль в регионе будет признана безоговорочно. Если Турция, фирменным дипломатическим стилем которой была до сих пор известная воинственность и агрессивность, на глазах превращается в кроткого и цивилизованного дипломата, то наоборот Иран, веками славившийся, прежде всего, своей хитроумной (или коварной, по выражению злопыхателей) дипломатией и с ее помощью выкручивавшийся из, казалось бы, безвыходных исторических ситуаций - теперь бряцает оружием, поддерживает экстремистов и активно раздувает напряженность. Однако, эта внешняя агрессивность скрывает внутреннюю слабость. И хотя волнения в связи с выборами показались многим неожиданными, фактически они были вполне закономерны. Личина официального благочестия скрывает самое антиисламское общество в мире. Женщины под хиджабами ходят в вызывающих нарядах, мужчины пьют с сознанием, что этим они сопротивляются режиму, и все с наслаждением слушают и смотрят эмигрантские передачи с довольно грубыми нападками на религию. В этой ситуации все более авторитета приобретает чистый персидский национализм, выражающийся, в частности, в интересе к зороастризму. Идолы исламской революции стоят, на первый взгляд, незыблемо, им по-прежнему кадят и иногда приносят человеческие жертвы - но внутри они насквозь прогнили. Что касается конкретно Курдистана, то в такой ситуации Курдистанский регион представляет для иранских курдов собой двойной соблазн - как курдское государственное образование и как образец развеселой светской жизни.

При этом следует иметь в виду, что курдов в Иране от 10 до 14 миллионов, и они вооружены и традиционно организованы лучше всех остальных меньшинств. Основная курдская партия - Демократическая партия иранского Курдистана, основанная еще в 1945 году. Ее контроль над населением вполне проявился в 20-ю годовщину убийства в Вене генсека партии д-ра Абдул-Рахмана Касемлу (в 1989 г.; примечательно, что в этом убийстве подозревается нынешний президент Ирана). Партия призвала жителей в знак протеста объявить всеобщую забастовку - и действительно, в эти дни по всему иранскому Курдистану не открылось ни одной лавки. В последнее время ДПК Ирана составляет все большую конкуренцию достаточно радикальная ПЖAK (Партия свободной жизни Курдистана), представляющая собой собственно ответвление РПК. В отличие от ДПК, ПЖАК предпринимает постоянные и, в общем, достаточно бесперспективные вооруженные вылазки; иранцы в ответ обстреливают из орудий пограничные территории Иракского Курдистана, где по их предположениям, базируются отряды ПЖАК. При этом иранцы достаточно охотно налаживают отношения с КРГ и одними из первых открыли в Курдистанском регионе два консульства - в Эрбиле и Сулеймание. Это сочетание кнута и пряника, силы, даже произвола, и сотрудничества вообще характерно для иранской политики в отношении курдов. С одной стороны, курд-суннит назначается первым вице-президентом - с другой, в Курдистане проводятся аресты и процессы, а неизвестные террористы один за другим убивают ряд высокопоставленных суннитских деятелей (официально обвиняется ПЖАК, но она своей причастности не признает, более того население подозревает в этих убийствах сам иранский режим). Такова в общих чертах ситуация в современном Иране вообще и Иранском Курдистане в частности - ситуация шаткая и чреватая неожиданностями и без внешнего вмешательства. Вмешательство же более чем возможно...

Возможность вмешательства обусловлена ядерной программой. Ситуация близится к кульминации, и здесь возможны два варианта: укрепление режима, либо израильские атаки, при молчаливой поддержке всего суннитского мира, с последующим распадом Ирана, возможно превращением его в федерацию или даже конфедерацию. Парадокс последнего варианта заключается в том, что от него в равной степени выиграют партнеры-противники: и курды, и турки (благодаря отделению Южного Азербайджана). Можно с несомненностью считать, что с распадом Ирана придет конец не только ему, но и Ираку; так как среди прочего исчезнет фактор, удерживавший курдов в составе Ирака, а арабов Хузистана - в составе Ирана. Оптимальным вариантом, на наш взгляд, была бы в таком случае некая паниранско-тюркская конфедерация с участием персов, белуджей, азербайджанцев и курдов - конфедерация, которая территориально восстановила бы древнюю Мидийскую империю. Альтернативой такой ситуации может быть длительная межэтническая усобица, в частности, между курдами и азербайджанцами за земли Западного Азербайджана. На наш взгляд, неизбежной может сделать усобицу лишь характерное для современных политиков и дипломатов маниакальное стремление игнорировать фактические положение дел во имя догм "нерушимости границ" и сохранения статус-кво (как это происходило в Ираке) вместо того, чтобы, играя на опережение, организовать и возглавить процесс "развода" или "полуразвода".

Такой процесс сам по себе не был бы опасен, так как сопровождался бы форсированием общерегиональных интеграционных процессов (вспомним известный тезис: "для того, чтобы объединиться, надо хорошенько размежеваться", полностью воплотившийся в судьбе Чехословакии). Действительно, тюрки и курды, при всей их разнице, достаточно близки культурно и при том перемешаны территориально, чтобы они не смогли ужиться в границах нового союзного государства (какие бы формы союза ни были бы избраны). Более того, при подобном раскладе роль курдов может лишь резко увеличиться, как связующего звена между двумя крупными суперэтносами - тюрками (турки+азербайджанцы) и иранцами (курды+персы+белуджи). Разумеется, в случае, если Иран обзаведется атомной бомбой, этот сценарий будет отложен на неопределенное время, зато вступит в действие другой - гораздо более активное вмешательство Тегерана в иракские дела, с попыткой де-факто присоединить шиитский юг Ирака с главными общешиитскими святынями - Кербелой и Наджафом, и как ответ - не менее активное контрвмешательство Турции на Севере. В результате, бывший Мосульский вилайет не только с курдами, но и арабами-суннитами и со всей своей нефтью окажется барьером на пути иранской экспансии и опять-таки фактически попадет под протекторат Турции, с другой же стороны будет еще более активно спонсироваться суннитскими режимами Залива, прежде всего Кувейтом,Саудовской Аравией и ОАЭ. Таким образом мы можем сказать, что будущее Ирака во многом зависит от Ирана, тогда как будущее Ирана - от США (косвенно) и Израиля (непосредственно). Следует впрочем отметить, что мы упустили третьего игрока в этом уравнении - Сирию. Скажем немного и о ней.

"Самое ужасное, когда ты все понимаешь и ничего не можешь поделать" - говорит у Геродота один перс прежде, чем вступить в обреченную битву с греками. Видимо, младший Асад (вот уж кого не заподозришь в догматизме!) и его окружение находятся именно в этом положении: они понимают, что баасистский режим исчерпал себя, но боятся хотя бы минимально ослабить гайки, зная по историческому опыту, к чему это приведет. Отсюда репрессии, отсюда же заигрывание с террористами и попытки себе на пользу дестабилизировать Ирак. В отличие от Ирака и Ирана, отчасти Турции, курдский вопрос в Сирии - пока что вопрос чистой демократии, т.е. более вопрос общих прав и свобод для курдов, чем автономии. Однако недавний опыт показал, что политическая демократия в недемократическом обществе может давать самые удивительные результаты, так что итогом борьбы за права человека может стать... образование в Сирии гисламистского осударства наподобие Ирана или сектора Газы. И здесь опять-таки необходим курдско-турецкий тандем, который в случае падения баасистского режима (а то, что он когда-то падет, сомнений нет: ведь не только ближневосточные диктатуры, но сама Римская империя в конце концов оказалась не вечной!) - смог бы взять ситуацию в Сирии под свой контроль и вернуть Сирии тот статус полуевропейской страны, которым она время от времени пользовалась. Таким образом, если Большой Ближний Восток (пандан объединенной Европе) осуществим в обозримое время - курды силой вещей займут в этой комбинации центральную роль.

И здесь мы вновь подходим к проблеме Киркука. Как мы указывали в предыдущих статьях, у этой проблемы очень сильная внешнеполитическая составляющая и совершенно отсутствует гуманитарная (хотя пропаганда представляет ситуацию ровно наоборот). Вопрос о возможности угнетения курдами меньшинств муссируется и арабами, и туркменами, но реально не стоит, потому что курды готовы дать меньшинствам любые гарантии - лишь бы получить Киркук и прочие спорные территории. До сих пор осуществление статьи 140 срывалось во многом из-за позиции Турции, Турция же, напомним, занимала непримиримую позицию из-за страха перед своими курдами. Но если успех действий Эрдогана вылечит турецкое общество от такого рода комплексов - турки увидят, что воссоединение Киркука с Курдистаном выгодно им самим. Фактически вопрос стоит так: либо Киркук присоединяется к Курдистану и тем самым, опосредованно, к Турции (которая уже сейчас могла бы, если бы захотела, превратить Курдистан в де-факто турецкий протекторат). Либо Киркук с нефтью отходит к Багдаду, а значит к (дергающим за ниточки в Багдаде) иранским аятоллам - без пяти минут атомным диктаторам. Характерно,что в последнее время лидеры протурецкого Туркменского фронта значительно смягчили свою позицию в отношении курдов и стали делать заявления о вековом безпроблемном совместном проживании курдов и туркмен, и о общей трудной судьбе во время правления Саддама Хусейна. Выбор для Турции, может быть, не очень приятен, но иного история туркам не припасла. (Здесь намеренно не говорится о запутанной проблеме РПК в Ираке, по отношению к которой Эрбиль придерживается двусмысленного правила: "изгнать нельзя оставить". Проблема эта, в ее нынешнем виде, это не проблема терроризма и не проблема борьбы с терроризмом, еще менее это проблема борьбы за национальное освобождение, каковой она, при всех искажениях, несомненно была еще 10 лет назад. Ныне это целиком проблема турецкого генштаба, и спасение от партизанских вылазок правительство Эрдогана должно искать именно там, а не в горах Кандиль. Тот день, когда Генштаб не сможет противиться реальной амнистии "апочистам" - будет последним днем армии РПК.)

Альтернатива описанному мной в высшей степени печальна. Это - искусственное замораживание существующей ситуации, дополненное нескончаемой игрой в "перетягивание каната" между курдами и Багдадом, причем стороны могут доходить до грани фола, т.е. боевых столкновений (до сих пор стороны разводили американцы, но что будет, если американцы уйдут?). Таким образом, возникает парадоксальная на первый взгляд ситуация, когда коренные перемены на Ближнем Востоке дают шанс на установление стабильности, тогда как попытка сохранения статус-кво дает лишь относительно управляемый (до поры до времени?) хаос. Интересно отметить, что в стабильности в регионе жизненно заинтересованный страны Европы, так как для беспрепятственной транспортировки огромных запасов энергоресурсов из Ближнего Востока в Европу, здесь необходима мирная атмосфера. Несомненно, для того, чтобы преодолеть инерцию, нужен решительный, даже революционный политик - уровня Садата или де Голля. Политик, который умеет играть на опережение и хорошо понимает, что история не кончилась, история творится ныне и под луной нет ничего вечного, границ же в особенности.