Европейский суд по правам человека 15 апреля признал Катынский расстрел военным преступлением и постановил, что Россия нарушила две статьи Европейской конвенции по правам человека, к которой присоединилась в 1998 году: статью 38, отказавшись предоставить копии решения о прекращении расследования по Катынскому делу, и статью 3, запрещающую "бесчеловечное обращение". Согласно решению суда, Россия должна выплатить истцам компенсацию в общей сложности 6,5 тыс евро на судебные расходы и издержки. Ситуацию прокомментировал 17 апреля для ИА REGNUM российский историк и политолог Олег Неменский.

Решение Европейского суда по правам человека оказалось чем-то подобным мнению восточных мудрецов - обе стороны остались удовлетворены и заявили о своей победе, хотя и с оговорками. Фактически, суд отказался разбирать собственно катынское дело и вынес приговор только касательно отношений российских судебных органов с польскими заявителями (родственниками убитых). И всё же, больше поводов трактовать решение в свою пользу у польской стороны: и иск родственников частично удовлетворили, и квалификацию катынских расстрелов как военного преступления зафиксировали. Однако эти расстрелы были признаны таковыми ещё по решению Нюрнбергского трибунала, более того - по настоянию нашей же страны. Ведь в этом вопросе мы сами себе выступаем обвинителями - причём вначале мы обвиняли, а потом признали вину за собой. Было бы странно, чтобы теперь Европейский суд не подтвердил бы этого заключения только по той причине, что расстреливали, по современным утверждениям Москвы и Варшавы, не немцы, а советские.

То, что суд признал некоторые нарушения стороной РФ прав заявителей - также неудивительно. Во-первых, нам всем это хорошо известно: плохо умеют у нас так работать с людьми, чтобы их не унижать, и "обращение, унижающее достоинство заявителя" - для нас очень понятная формулировка. Это проблема скорее кризиса культуры официальных отношений, но в данном случае она оказалась облачена в юридические формулировки. Во-вторых, причина того, что Россия отказывается рассекречивать часть документов по делу, сейчас непонятна уже никому, кроме наших госорганов. Россия отказывается документально подтверждать официально признанную самой же Россией версию. Если бы наша сторона отстаивала какую-то своеобразную точку зрения и боялась ослабить её - тогда ясно. Но Россия полностью признала правоту исторических трактовок польской стороны. Значит, либо секретные документы содержат информацию, которая может их опровергнуть, либо тут замешаны ещё какие-то интересы. В любом случае, не получить "втык" от суда за отказ в полномерном сотрудничестве российская сторона просто не могла.

Для России в этом решении самое главное то, что она признана необязанной возобновлять катынское дело и выплачивать какие-нибудь компенсации. Противоположное решение могло бы иметь очень серьёзные последствия не только для польско-российских отношений, но и для ситуации внутри России. Это действительно момент принципиальный и, возможно, именно из-за него в польской прессе не стали проводить активную информационную кампанию, ограничившись довольно сухими заметками по результатам этого дела. Для польского общественного мнения главное, что России сказали: она не права. А по сколь значимым вопросам - уже не столь важно. Это как бы повод для морального удовлетворения. Кстати, ведь решение суда предварительное - оно ещё может быть пересмотрено. И уже известно, что польская сторона будет на этом настаивать. Однако это для неё же и небезопасно: перевес в её пользу был получен лишь одним голосом.

В целом же катынская проблема сводится к разной культуре отношения к государству и общественной ответственности за его действия. Поляки привыкли считать государство либо своим, либо находящимся под той или иной степени оккупацией. В первом случае они готовы нести за него ответственность, во втором оно признаётся полностью чужим - и вина за всё происходящее в нём тоже. Для российского политического мышления государство всегда представляется оторванной от народа чиновничьей машиной, и ответственность за его действия могут нести только сами чиновники. На мой взгляд, наш народ в этом плане совершенно прав: существовавшие у нас формы государственности трудно считать демократическими и выражающими волю русского народа. Кроме того, наше государство никогда не было (и не является) национальным, а значит, имело равное отношение ко всем его гражданам на одной шестой части суши. Однако такая форма мысли "народы сами по себе, а государство само по себе" просто не укладывается в структуры мышления, характерные для польской культуры, так что противоречия и взаимное непонимание в этом вопросе просто неизбежны.