Мати Луйк - директор эстонского Целевого учреждения интеграции, основанного 31 марта 1998 года. Целью этой организации является разработка и поддержка проектов, способствующих интеграции людей в эстонском обществе, координация использования различных ресурсов в этой сфере, в том числе проектов, финансируемых зарубежными странами. В своей деятельности учреждение исходит из государственной программы "Интеграция в эстонском обществе 2001-2007".

Интеграция, скажем прямо, не самое популярное слово в Эстонии. В чем смысл деятельности вашего Целевого учреждения интеграции?

Если посмотреть на историю этого слова - интеграция - то сейчас люди в основном понимают, о чем идет речь. 4 года назад яростно спорили о самом смысле этого слова. Сейчас, когда это слово прочно вошло в обиход, оно имеет более конкретный смысл. Что касается целевого учреждения интеграции, то мы - одно из нескольких фондов, которые были созданы эстонским государством для того, чтобы выполнять программные задачи. Дело в том, что министерства должны выполнять постоянные государственные функции в какой-то определенной сфере, а государственная интеграционная программа, которую начали создавать в 1998 году - межведомственная, касается многих сфер жизни. Тогда и создали наше целевое учреждение для администрирования этой программы.

То есть изначально ваше целевое учреждение - государственное учреждение?

Да, конечно. Министерства занимаются законотворчеством и общими регулирующими функциями, а прямые денежные проектные задачи решаются через целевые учреждения. С самого начала разработки государственной интеграционной программы было ясно, что не стоит изобретать велосипед. Во всем мире социологи уже давно занимаются проблемами мультикультурного общества. Мировая наука плюс мировые деньги - с их помощью можно решать проблемы интеграции в Эстонии.

Зарубежные доноры в основном тоже государства? Или частные фонды?

В основном это помощь эстонскому государству от других государств, союзов государств или международных организаций (например, ЕС или ООН). Прежде всего помогают наши соседи - Финляндия, Швеция, Дания, Норвегия, а также Великобритания. Большую помощь в реализации программы языкового погружения оказала Канада. И канадское государство, и канадский штат Онтарио.

На какие основные направления тратятся деньги?

Мы ничего зря не тратим, мы используем средства целесообразно. Тем более, что за этим внимательно наблюдают представители государств-доноров. Нужно находить с ними общий интерес. То есть те вопросы, которые их интересуют в процессе интеграции. С другой стороны, и эстонское государство выражает свои приоритеты. Происходит постоянный диалог доноров и эстонского государства. По каждому крупному проекту он продолжается достаточно долго: может год, а может и дольше идет на согласование интересов. По проектам Евросоюза PHARE такой диалог идет в среднем полтора года от начала переговоров до заключения контракта. Конечно, ответственность в данном случае большая, так как объем средств исчисляется в десятках миллионов крон. У нас определены несколько главных направлений, которые разделены на темы - всего 176 разных тем. Иногда жалуются, мол, все у вас идет на изучение эстонского языка. Но это не совсем правда. Одна из самых больших программ - так называемые языковые лагеря. Действительно, здесь цель связана с языком. Но имеется в виду не то, чтобы летом ученик сидел в классе и зубрил глаголы. Это программа, ориентированная прежде всего на социальное общение, на преодоление барьеров в общении. Мы ведь в советское время жили довольно замкнуто. Я, например, никогда не был в советское время в Палдиски или в Силламяэ - все это были закрытые города. То, что две общины живут отдельно, объясняется историческим наследием. Особенно это касается Северо-Востока, или того же Палдиски. Там в основном русскоязычное окружение, не с кем общаться по-эстонски, круг общения сужен. А языковые лагеря стимулируют социальное общение.

И это опять не изобретение велосипеда?

Конечно, ведь в мире существует огромное количество программ международных обменов. А, извините, в советское время этого не было? Артек, например, это что? К сожалению, цели тогда были совершенно другие. Но мы сейчас говорим о методах. Все это служило социальному общению, когда разные группы населения учатся общению друг с другом.

Есть ли у вас программы, связанные с масс-медиа?

Конечно. Подсчитано, что в Эстонии можно при желании ловить более 50 программ на русском языке. А эстоноязычных - только три. Проблема разных информационных полей остается. Поэтому нужно искать пути, на которых люди больше узнали друг о друге. Если общаются, то снимаются какие-то страхи. Самое страшное - страх незнания. Люди тогда начинают неадекватно реагировать. Поэтому мы финансируем и медиапроекты. Например, двуязычные программы на телевидении ("Бессоница").

По большому счету, когда речь об интеграции в Эстонии, то имеется в виду прежде всего две большие общины: эстонская и русскоязычная. Россия не является ко-спонсором ваших программ? Она не заинтересована в этом?

Это надо у них спросить. Все зависит от желания государств. Мы лишь технические исполнители, и никому в рот не смотрим. Это не наш профиль: идти к кому-то просить. Мы поддерживаем культурные общества разных этнических групп в Эстонии. Но это не значит, что мы будем обращаться куда-то в Удмуртию: помогите, пожалуйста, у нас тут удмурты живут. Нельзя сказать, что Россия вообще не проявляет интерес. Когда мы представляем какие-то программы, российские представители тоже часто ими интересуются. Арво Ихо в течении трех лет фотографировал староверов, мы ему помогли финансово оформить фотовыставку. А первая выставка была в галерее посольства России. Хоть прямого сотрудничества нет, но иногда вместе что-то делаем.

У вас есть обратная связь? Положим, проходит проект. Как вы оцениваете его эффективность?

Это происходит на нескольких уровнях. Один уровень - это общество в целом. Проводятся постоянные мониторинги, и социологи, например, говорят: да, в области толерантного отношения между эстонцами и русскими по сравнению с 1990-ми годами многое изменилось. Другой уровень - уровень конкретного проекта. Те же самые языковые лагеря. Косвенный метод измерения: улучшились ли оценки по эстонскому языку в школе. У трех четвертей побывавших в языковых лагерях оценки улучшились. С другой стороны, запустили медиапроекты и выяснили, что нет особой отдачи от разовых передач. Зато есть общественный эффект от серии передач. В данном случае задача специалистов состоит в том, чтобы определить: из скольких передач должна состоять эффективная серия. Для этого мы часто делаем пилотные проекты. Таким проектом начиналась передача "Бессоница", которая сейчас прочно прижилась на Эстонском ТВ (канал ЭТВ).

Правительство и парламент в своей практической работе учитывает советы и пожелания социологов, изложенные в мониторингах?

Не знаком лично с методами работы членов Рийгикогу. Но когда разрабатывалась программа интеграции, к работе привлекались и политики, и социологи и работники министерств. Ясно, что это был определенный компромисс между учеными и политиками.

Как вы оцениваете ситуацию с языковыми курсами?

Ситуация была сложной. Десятки тысяч людей в нашей стране должны иметь справки о знании языка. Но языковых курсов не хватало. Начали выяснять, в чем дело. Оказалось, что не хватает учителей, методических пособий и учебников. Мы стали этим заниматься. Потом оказалось, что нет приличной методики обучения эстонскому языку как иностранному. Если посмотреть библиографию, то с 1991 по 2003 год вышло всего 243 статей об эстонском как втором языке. Это мизерное количество. А до этого практически вообще ничего не было. Но теперь, в 2003 году, никто не может уже сказать, что эстонский язык нельзя учить, потому что нет учителей, нет методики, нет учебников. И количество фирм, обучающих эстонскому языку значительно увеличилось: в 1991 году их было всего 20. Теперь их 80.

Это все серьезные фирмы, или они созданы для "сшибания" денег?

У нас нет легальных инструментов для проверки качества их обучения. Главная наша задача - не проверять их, а дать им кадры преподавателей, которые владеют современной методикой. Для этого мы финансируем курсы повышения квалификации учителей.

Ваше отношение к переводу русских средних школ на эстонский язык обучения к 2007 году?

Наша задача - помочь подготовиться к этому, воплотить в жизнь определенные проекты, разработанные совместно с министерством образования. Название нашей новой программы PHARE: "Преподавание эстонского языка и преподавание на эстонском языке". И дополнительные материалы для предметников обязательно будем делать, и методику для работы с учениками, для которых эстонский не является родным, разрабатывать. Если кто-то говорит, что русскоязычный ребенок должен идти в эстонскую школу, если хочет поступить в эстонский вуз - это педагогически неправильно. Не все ребята лингвистически на это способны, поэтому такой совет для всех - неправильный. Но мы живем в демократическом обществе, и если родители этого хотят - то почему нет. Однако постепенно возникает проблема: как учителя в эстонских школах должны преподавать, если в классе несколько детей, для которых этот язык неродной. И как это будет влиять на эстонскую культурную среду? Здесь очень много вопросов.

У нас демократическая страна, и нельзя насильно заставлять учить язык. Нужно создавать условия для его изучения.

Мы этим и занимаемся. "Русскость" никуда не исчезает, если какие-то предметы в школе изучаются на эстонском языке. Условия будут созданы, и тогда никто не сможет сказать - это невозможно.