Проблему психологической и социальной реабилитации жертв террористических актов, в частности жертв Беслана, невозможно решить за год или два. Кроме того, эта проблема, как и сопутствующий ей рост ксенофобии и нетерпимости, неразрешима силами приезжих врачей-добровольцев без подготовки местных специалистов в рамках государственной программы создания системной службы психологии катастроф. В противном случае поток финансирования центров психологической поддержки жертв терактов может иссякнуть уже в следующем году. Такое мнение высказали участники конференции "Беслан - год спустя. Психологи оценивают ситуацию", состоявшейся 31 августа в Москве, сообщает корреспондент ИА REGNUM.

"Я не психолог, я менеджер и могу утверждать, что решение проблемы реабилитации силами приезжих специалистов дорого и нерационально, - пояснил директор программы "Беслан" российского представительства британского благотворительного фонда CAF Андрей Печников. - Основной упор должен быть сделан на подготовку местных специалистов. Психологи в настоящее время работают либо бесплатно, либо сидят на грантовых деньгах. Государство пока не включилось в этот процесс и, если программа закончится через год или два, возникнет вопрос устойчивости работы этих психологов, которые должны работать еще многие годы".

По словам Печникова, в настоящее время оказанием психологической и социальной помощи жителям Беслана занимаются более 20 независимых организаций с собственными проектами, опирающимися либо на бесплатную деятельность инициативных групп специалистов, либо на поддержку международных организаций. В частности, по данным на середину августа этого года только британский благотворительный фонд CAF смог собрать 1,5 млн. долларов добровольных пожертвований, которые были потрачены на лечение более 80 человек, а также на финансирование крупномасштабных программ социальной и психологической реабилитации жителей Беслана. И, хотя сотрудники фонда планируют собрать еще около миллиона долларов на следующий год, эффективность использования этих средств резко снижается из-за отсутствия координации в процессе оказания помощи. "Я могу сразу сказать, что даже сейчас, если, не дай Бог, где-нибудь случится что-то подобное, боюсь, что повторится тот же самый хаос и неразбериха, потому что до сих пор на государственном уровне у нас нет схемы быстрого реагирования и поведения различных служб в подобной ситуации", - продолжил Печников. - Только через два месяца после трагедии координацию этой деятельности отчасти принял на себя московский Институт судебной психиатрии им. Сербского (хотя это совершенно не относится к профилю его работы), а в дальнейшем все функции хоть какого-то руководства и контроля взяло на себя, как ни странно, Министерство образования Северной Осетии".

"Из-за того огромного потока помощи, который все мировое сообщество оказывало Беслану, мы столкнулись с вторичными проблемами, с которыми сейчас приходится бороться психологам, - рассказал он. - Во-первых, практически вся помощь была направлена только детям. Никто не вспоминал о семьях, о педагогах, о медиках, которые работали с пострадавшими, все хотят оказывать помощь детям - и именно тем, кто оказался в заложниках". Кроме того, по его мнению, в результате бесконечного потока различных приглашений отдохнуть-полечиться у самих детей почти не было возможности побывать дома, они потеряли фактически целый учебный год, а у некоторых выработалось стойкое нежелание учиться. "Сейчас, когда поток помощи начинает иссякать, у детей возникает некоторое недоумение: целый год вокруг нас танцевали, а что же теперь? Такое отвыкание от повышенного внимания окружающих очень болезненно и создает дополнительные проблемы в работе психологов", - считает директор программы "Беслан".

"Если выделить две группы - просто жителей города и пострадавших во время теракта, то чем дальше, тем больше дифференциация между этими группами как в социальном, так и в психологическом плане, - пояснила слова менеджера научный руководитель реабилитационной программы, профессор факультетата психологии МГУ Галина Солдатова. - Для успешной психологической реабилитации очень важны два момента. Первый момент - это то, что город в одночасье стал известен и туда пошел поток внимания, тепла и сочувствия, выражаемый, в том числе, в денежных единицах - рублях, евро, долларах. Этот поток очень сильно способствует социальному расслоению города. Второй момент - я бы назвала его "бесланский туризм", - когда дети и пострадавшие постоянно ездят по миру. Дети кочуют из поездки в поездку, после чего им нужна новая адаптация, поскольку поездка за рубеж - это, хотя и мобилизующий, и приятный, но все-таки стресс. А когда это все накладывается на посттравматическое стрессовое расстройство психологические ресурсы организма начинают истощаться".

"Например, у нас есть дети, которые были в поездках 5-6 раз за короткий промежуток времени, а это и для взрослого человека очень большая нагрузка, - пояснила она. - Эти поездки хороши сами по себе, но к чему они ведут? Около 80% потерпевших детей постоянно отсутствуют в Беслане и мы лишены возможности с ними работать. Реабилитация в этих поездках не всегда продумана и всегда очень разная, потому что это разные организации, разные люди. Понятно, что это все благие намерения, но они имеют такую вот обратную сторону". "А все это вместе приводит к дифференциации, к социальному расслоению. И чем дальше, тем больше идет деление горожан на "заложников" и "незаложников". И это волнует нас больше всего, - заключила Солдатова. - Клинический психолог с такой ситуацией справиться вообще не может, потому что здесь влияют не только психические процессы, на которые мы можем воздействовать, но и социальные, контролировать которые мы не можем. И в этом смысле очень важен тот социальный контроль, который взяло на себя Министерство образования Северной Осетии".

Кроме того, работа психологов, непростая сама по себе, безусловно осложняется тем фактом, что жители Беслана, как и вся страна, до сих пор не имеют ответа на вопросы: как это могло случиться, что именно случилось и кто за это ответит? "Это одна из самых серьезных проблем, с которыми нам пришлось столкнуться, - рассказала она. - Тот жуткий и чудовищный теракт, который случилось в Беслане, наиболее травматичен по сравнению со всеми другими экстремальными ситуациями, природными катаклизмами именно по той причине, что он имеет человеческую природу. Раны, нанесенные людьми, заживают гораздо труднее. И тогда ситуация осложняется тем, что невозможно дать рациональное объяснение происшедшему. У нас на консультациях постоянно звучат одни и те же вопросы: что мы сделали не так, почему наши дети так страдают, в чем наша вина? И все эти вопросы в этой ситуации не находят своего ответа". "В условиях отсутствия информации о результатах расследования любая информация, любые слухи мгновенно разлетаются по городу. Проблема информированности населения до сих пор не решена и это дело местных властей, - присоединился к мнению психолога менеджер проекта. - Когда человек не получает информации у него повышается уровень тревожности. Накладываясь на общие проблемы это еще более ухудшает ситуацию. Причем отсутствует не только информация о результатах расследования, отсутствовала в свое время информация о том, где можно получить медицинскую помощь, как получить материальную помощь? Каждое ведомство вывешивало эту информацию у себя на входе и считало это достаточным, но какой-либо массовой информационной компании, которая просто необходима в Беслане, не было".

При этом недостаток информации внутри города усугубляется переизбытком информации о самом городе за его пределами, считает заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ, профессор Александр Асмолов. "Надо понимать, что Беслан стал всемирным знаком трагедии. Тем самым он перестал быть тем городом, которым был до этого. Город постоянно находится под информационной лупой. Когда человек постоянно находится под прожектором, когда город постоянно находится под информационной лупой, когда он постоянно на экране, это резко меняет поведение и личности, и социальных групп. И этот факт, безусловно, действует сегодня в Беслане". Вместе с тем, по его мнению, в условиях отсутствия систематической, долговременной и четко координируемой программы реабилитации на первый план все более выступают проблемы этнопсихологии: "Начинает работать механизм смещенной агрессии, направленной на поиск врага, на поиск той этнической группы, которая является виновником этой ситуации, как бы психологи ни пытались здесь действовать. Ксенофобия - один из самых страшных симптомов и ее рост в Беслане, и не только в Беслане, давайте говорить прямо: рост ксенофобии в России является одним из самых страшных последствий как Беслана, так и всей чеченской войны".

"Мы не раз обращались к органам федеральной власти, в частности, к правительству, и обсуждали с самыми высокими руководителями необходимость создания системной службы психологии катастроф, - продолжил Асмолов. - Это совершенно особая служба, она есть в ряде стран мира, в частности, в Израиле, и поэтому, я думаю, подобная служба, как и служба переговорщиков - это то, что просто необходимо создать. К сожалению, мы имеем дело со сверхмедлительностью реагирования федеральных структур на подобные ситуации. Об этой службе вспоминают только тогда, когда клюнет жареный петух".

По словам специалистов, за год, прошедший со дня трагедии, в ходе оказания психологической помощи населению Беслана ими был накоплен уникальный научный материал, анализом и обобщением которого сейчас занимается факультет психологии МГУ. Однако работа ученых может оказаться невостребованной, поскольку единственный раз, когда государство выступило заказчиком подобной научной программы, была федеральная программа формирования установок толерантного сознания и профилактики экстремизма в российском обществе. "Эта программа была закрыта Министерством экономического развития в прошлом году несмотря на то, что ситуация роста экстремизма, в том числе психологических его причин, к сожалению, имеет место быть, - констатировал Асмолов. - Государство не формирует серьезного государственного заказа, который был бы откликом на чудовищную диагностику ситуации, которую мы имеем в России в связи с терроризмом и экстремизмом. Используются только силовые пути. Но вместе с тем нужна социальная стратегия борьбы с терроризмом, нужна психологическая стратегия этой борьбы - эти вопросы остаются пока вопросами без ответа".

В таких условиях, наряду с ростом социального и культурного разнообразия в России, не может не проявиться рост этнофобии, рост религиозных конфликтов, считает профессор. "То, что мы закрываем глаза и не понимаем, что нужен серьезный социально-психологический ход, чтобы с этими конфликтами бороться в самых разных регионах, очевидно. Барометр ксенофобии в разных регионах России сегодня зашкаливает. Ситуация похожа на вулкан, когда ксенофобские настроения и установки могут изменить политический режим в России", - заключил Александр Асмолов.