Говард Лавкрафт: «ужастики» для умных – на грани безумия

Существует не так уж много писателей, чьи имена стали нарицательными. «Гофманиана», «достоевщина», «кафкианский»… или вот «лавкрафтовские ужасы» — как особый жанр.

Литературные ужасы существовали задолго до Лавкрафта. Они не могли возникнуть в эпоху, когда ко всяческой чертовщине относились настолько всерьез, что запросто могли сжечь заживо даже за намек на причастность к ней, хотя «Молот ведьм» — тоже книга, и воистину ужасная. Нужно было наступить временам достаточно благополучным, прагматичным и лишенным религиозной экзальтации, чтобы пугаться стало приятно. Сначала это была готическая проза, возникшая во времена юного расцвета буржуазии, которая чувствовала в себе достаточно жизни, чтобы с романтической ностальгией всплакнуть иногда на могиле средневековья — Анна Радклиф, Мэри Шелли, Эрнст Теодор Амадей Гофман. Затем — Брэм Стокер, «отец вампиров», болезненно-задумчивый Эдгар Аллан По, иронично-мрачный Густав Майринк… и конечно же Говард Лавкрафт, проложивший мощеную дорогу от готики к современному хоррору, подлинным королем которого ныне является непревзойденный Стивен Кинг.

Говард Филлипс Лавкрафт родился 20 августа 1890 года в городе Провиденс, штат Род-Айленд. Он рос одиноким, болезненным, и, как сказали бы в XIX веке, «нервическим» ребенком, друзьями которого с ранних лет были только книги. Говард не понаслышке знал, что такое безумие, о котором он так часто потом писал в своих историях. Когда ему было два года, отец его угодил в психиатрическую лечебницу, из которой вышел только через пять лет, чтобы вскоре умереть. Говарда воспитывала мать — тоже нервная и склонная к истерии и депрессии женщина — две тетки и дедушка, большой книгочей, который привил внуку любовь к книгам, а потом и к литературному творчеству. В обширной библиотеке деда маленький Говард жадно впитывал знания, которые недополучил в школе, так как часто пропускал ее из-за своей болезненности и так и не смог закончить. По ночам мальчика мучили кошмары, в которых кишели отвратительные чудовища и простирались пугающие пейзажи. Некоторые из этих кошмаров стали сюжетной основой произведений фантаста и его завораживающей собственной мифологии.

Первые рассказы Лавкрафт написал в 6−8 лет. Первое более-менее серьезное законченное произведение, «Зверь в пещере», он написал в 14 лет за одну ночь. Уже в этом рассказе о заблудившемся в пещере туристе, который в полной тьме встретился с одичавшим существом, которое когда-то было человеком, видны особенности неповторимого лавкрафтовского стиля. Это, прежде всего, нагнетание ощущения ужаса, в большей степени описание переживания ужаса, чем вызывающих эти эмоции событий и картин. В первом опубликованном рассказе Лавкрафта «Дагон», который писатель создал спустя годы, в возрасте 27 лет, уже нет полудетской напыщенности, зато уже виден классический лавкрафтовский мотив: некто случайно сталкивается с ужасающим мистическим явлением, описанным весьма смутно, без всяких подробностей, которое тем не менее настолько кошмарно, что сводит героя с ума и становится причиной его гибели.

Если «отжать» большинство произведений Лавкрафта, то для современного читателя, уже «испорченного» хоррором, особенно киношным, и научной фантастикой, в описанных событиях и существах нет ничего такого уж пугающего. Все уже привыкли к причудливым образам нечеловеческих существ до такой степени, что, к примеру, создание из подводных глубин, вроде тех, что описаны в «Тени над Иннсмутом», не только не пугает, но и вполне подходит на роль романтического возлюбленного (как в фильме «Форма воды» Гильермо дель Торо, который, к слову сказать, является большим поклонником Лавкрафта). Но дело в том, что художественной задачей Лавкрафта вовсе не является создать зримые ужасы, предметом его изображения является сам страх, его, так сказать, чистый экстракт. Лавкрафт ставит читателя перед неоспоримым фактом — его герой действительно столкнулся с чем-то запредельно ужасным, настолько, что человеческий разум не может этого вынести. Причина таких переживаний дана только намеками, остальное должно воссоздать воображение читателя, точнее, его подсознание, его глубинные пласты, уходящие корнями в доисторическую древность. Лавкрафтовские ужасы — это своеобразные литературные «пятна Роршаха», созерцая которые, читатель должен сам напугать себя до полусмерти образами из собственных кошмаров.

Произведения Лавкрафта было бы ошибкой считать всего лишь записями причудливых снов — тогда они были бы интересны разве что психоаналитикам. Это вполне сознательное и продуманное творчество глубоко и разносторонне начитанного интеллектуала-самородка и одновременно поэта. В его рассказах, повестях и романах, прежде всего относящихся к кругу так называемых «Мифов Ктулху», выстроена целая оригинальная мифология, в которой преломляются древние темные культы и суеверия человечества. При этом Лавкрафт часто прибегает к литературной игре, ссылаясь на книги, рукописи, трактаты и археологические находки, которые описаны сухим, правдоподобным научным языком, и при этом являются чистейшим вымыслом. Наиболее известная из таких мистификаций — книга «Некрономикон», написанная неким безумным арабом, в существование которой по сей день кое-кто всерьез верит, впрочем, как и в Древних богов — Ктулху, Азатота, Нрьярлатхотепа, Йог-Сотота и других. Многие поклонники творчества Лавкрафта считают его не фантастом, а визионером, заглянувшим в потустороннее и описавшим его. Впрочем, в наши дни торжества постмодернизма уже трудно понять, где кончается игра и начинается вера.

Обращался Лавкрафт не только к мистике, но и к научной фантастике — естественные науки он любил и уважал с детства. Роман «Хребты безумия» (1931 год), который вполне можно отнести к «Мифам Ктулху», представляет собой попытку дать рациональное объяснение невероятному — древние существа оказываются здесь не богами или демонами, а космическими пришельцами, представителями различных рас, когда-то колонизировавшими Землю и проводившими здесь свои биологические эксперименты. Этот роман вызвал множество подражаний, в нём был задан один из основных сюжетов научно-фантастического хоррора: где-то в Антарктиде (в океанской впадине или на каком-нибудь астероиде) ученые находят погруженное в анабиоз чудовище, которое внезапно оживает.

Говард Лавкрафт прожил не очень яркую и недолгую жизнь. Как человек безупречно грамотный, обладавший прекрасным чувством стиля, он всю жизнь редактировал ради куска хлеба чужие произведения, доводя их до вида, в котором они могли быть проданы какому-нибудь журналу. Иногда ему даже приходилось перепечатывать чужие рукописи на машинке. Собственные его творения к концу его жизни приобретали всё большую популярность, что, впрочем, никак не отражалось на его скромных доходах. Будучи глубоким интровертом, Лавкрафт вовсе не был затворником, он много ездил по Северной Америке, общался с журналистским и литературным сообществом своего времени лично и в обширной переписке. Был неудачно женат на нью-йоркской журналистке Соне Грин, после развода вернулся в родной Провиденс, где и скончался в 1937 году от рака кишечника.

Посмертная слава Лавкрафта намного превзошла прижизненную. Он вошел в пантеон классиков фантастического хоррора, существует несколько десятков экранизаций его повестей и рассказов, мотивы его творчества, порой в виде прямых цитат, встроены в произведения многих современных авторов. «Мифы Ктулху» продолжают развиваться и без участия своего создателя. Велика популярность лавкрафтовских монстров и в массовой культуре — на рубеже тысячелетий, на фоне новой волны апокалиптических настроений, Древние боги стали очень популярны, превратились в героев сетевых комиксов, демотиваторов и надписей на футболках, образ Ктулху сделался мемом.

Это заставляет задуматься о характере нашего времени. Феномен Лавкрафта был во многом порожден периодом между двумя мировыми войнами, когда устойчивость мира внезапно трагически пошатнулась. После иррационально жестокой и бессмысленной бойни Первой мировой войны человечество, словно типичный лавкрафтовский персонаж, столкнувшийся с запредельным кошмаром, внезапно осознало, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Предчувствие нового ужаса наполняло воздух, и этот «сон» оказался вещим. В наши дни, когда недолгая вера в устоявшийся мировой порядок ощутимо сменяется страхом перед настоящим и будущим, фильмы о ходячих мертвецах и зловещих призраках выходят один за другим. И неизвестно, каким образом «встанут звезды» в самое ближайшее время и не поднимется ли новый монстр из темных глубин коллективного бессознательного.