12 сентября в Министерстве культуры и массовых коммуникаций РФ состоялось рабочее совещание под председательством министра Александра Соколова, на котором рассматривался вопрос о целесообразности разработки методики определения предмета охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации. Напомним, что в соответствии п. 8 Ст. 17 Федерального закона № 73-ФЗ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации", предмет охраны определяется как "описание особенностей объекта, послуживших основаниями для включения его в реестр и подлежащих обязательному сохранению".

С основным докладом на совещании выступил член Научно-методического совета по охране и сохранению культурного наследия народов Российской Федерации при Министерстве культуры и массовых коммуникаций РФ, заместитель генерального директора по изучению, охране и реставрации памятников архитектуры Музеев Московского Кремля, доктор искусствоведения Андрей Баталов. Ему же по итогам совещания поручено возглавить рабочую группу по разработке Методики определения предмета охраны объектов культурного наследия народов Российской Федерации.

В беседе с корреспондентом ИА REGNUM Андрей Баталов разъяснил важность затронутой проблемы. От подхода к определению предмета охраны каждого конкретного памятника, а также целых исторических городов и достопримечательных мест, по его мнению, напрямую зависит судьба архитектурного наследия России.

REGNUM: Андрей Леонидович, расскажите поподробнее о том, что происходило на совещании в Министерстве культуры.

Совещание было специально посвящено проблеме предмета охраны. Оно было очень представительным. Председательствовал лично министр, присутствовали представители Роскультуры, Росохранкультуры, приехали представители региональных органов охраны памятников из Тверской и Воронежской областей и Санкт-Петербурга, присутствовали специалисты - директор Института археологии РАН Николай Андреевич Макаров, большая группа членов Федерального Научно-методического совета по охране и сохранению культурного наследия, представляющих различные секции - Лев Исаакович Лифшиц, Алексей Серафимович Щенков, Михаил Исаевич Мильчик и другие.

Мой доклад был посвящен необходимости создания методики определения предмета охраны, которая должна быть закреплена в виде особого подзаконного акта.

Все началось задолго до этого совещания, когда Министерство разрабатывало методику определения нематериальных факторов, влияющих на оценку недвижимых памятников. Это необходимо для страховой оценки и как подготовка к грядущей приватизации, чтобы памятник не стоил столько, сколько стоит земля под ним. Занималась этим рабочая группа под руководством главы Центра независимой оценки Игоря Степановича Кудимова, в которую входил и я. Мы разработали достаточно сложную систему оценки, включающую буквально все: значение места, на котором находится памятник, его мемориальную ценность, его ценность как произведения искусства своего времени, как произведения искусства определенного мастера, как памятника уникальной строительной технологии, как сооружения, сохранившего свою функцию и т.д.

Во время подготовки этой методики я и мои коллеги пришли к выводу, что современное законодательство, которое оперирует понятием "предмет охраны", впервые введенным в 2002 г. при принятии Федерального закона № 73-ФЗ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации", содержит в себе мину замедленного действия.

Согласно этому закону, ответственность за повреждение, разрушение или уничтожение объекта культурного наследия, его перемещение, нанесение ему ущерба и за изменение его облика и интерьера наступает в случае, если затронут предмет охраны данного объекта.

Понятие "предмет охраны" также является ключевым при определении границ допустимого вмешательства при ремонте и приспособлении памятника к современному использованию. В обоих случаях работы на памятнике допускаются "без изменения его особенностей, составляющих предмет охраны". Тем же условием определяется и право пользования памятником для юридических и физических лиц. Содержанием предмета охраны определяются те обязанности, которые государство налагает на арендатора или собственника. Таким образом, именно содержание предмета охраны в каждом конкретном случае служит гарантией сохранения памятника.

Однако мы почувствовали, что в этом месте заложена определенная смысловая провокация. Когда вы задаетесь задачей определить предмет охраны, вы невольно начинаете резать памятник по живому. При такой препарации памятник как нечто целое незаметно уходит на второй план. И мы поняли, что понятие "предмет охраны" "выстрелит", когда начнется приватизация памятников. Есть все основания ожидать, что оно станет служить сужению границ самого памятника.

Практика подтверждает наши опасения. Когда я выступал рецензентом на обсуждении проекта реставрации Большого театра, дискуссия разгорелась вокруг вопроса о том, можно ли позволить снести северную стену здания. Коллеги не могли придти к однозначному выводу - входит ли она в "предмет охраны" Большого театра. Большинство реставраторов высказались за ее сохранение, потому что это часть памятника. Но закончилось все тем, что подлинная стена была разобрана, зато предметом охраны была объявлена акустика зала Большого театра!

REGNUM: Вы хотите сказать, что Большой театр, являющийся памятником архитектуры федерального значения и объектом Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, входящий в список особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации, не имел определенного предмета охраны, и вопрос об определении встал только когда зашла речь о его реконструкции?

Да. И так будет происходить везде. "Предмет охраны" - совершенно новое для нашего законодательства понятие, оно только начинает реально применяться. Большинство памятников в стране вообще не имеют паспортов, где должны содержаться подобные сведения. Именно поэтому предмет охраны является миной, заложенной под каждый памятник. Когда он определяется в ситуации, при которой инвесторам необходимо сломать часть памятника, очень велик соблазн взять и просто вывести соответствующие элементы из состава предмета охраны.

Жизнь показала, что предмет охраны отлично служит интересам инвестора. Когда речь стала заходить о старых домах-памятниках, процедура определения предмета охраны оказалась очень кстати. Реставрация стоит дорого, надо утверждать проект, вписывать новые функции в уже существующую структуру здания... Гораздо легче снести все, застроить участок на всю глубину и оставить от подлинного памятника только фасад, выходящий на улицу. Стали появляться удивительные сооружения. Например, Тверской бульвар, 26 - усадьба Римского-Корсакова, памятник архитектуры федерального значения. Мы видим гламурный, вылизанный фасад, за которым абсолютно другое здание. Памятник на самом деле погиб. А предмет охраны этого памятника, который определила комиссия перед началом реализации проекта, - "красная линия" и "композиция фасадов"! Результат налицо - от памятника оставлена одна стена.

REGNUM: Такое определение позволяет даже не сохранять материал фасадов?

В принципе, да. Подобный подход сводит всю задачу реставрации и вообще охраны памятников к абсурду! И при этом все остается в рамках закона.

Возьмем известную ситуацию со Средними торговыми рядами на Красной площади. Заказчику - ФГУП "Кремлевский", очень мешают четыре внутренних корпуса, и был поднят вопрос о том, входят ли эти четыре корпуса в предмет охраны. Сам по себе такой вопрос абсурден. Эти корпуса построены по проекту одного архитектора в одно время с остальными частями здания. Как может часть памятника не быть памятником? Ни одного здравомыслящего человека невозможно убедить в этом! Но понятие "предмет охраны" позволяет производить такие манипуляции с памятниками.

Другой пример - в городе Дмитрове сохранялся деревянный домик, в котором когда-то жил теоретик анархизма князь Кропоткин. Очень ветхий. Его было трудно реставрировать, гораздо проще сложить заново. Так вот, там в качестве предмета охраны были определены только изразцовые печи и ставни. Домик был разрушен, вместо него попытались выстроить новодел. Ставни и печи сохранились.

REGNUM: И это была именно реставрация мемориального дома, а не инвестиционный проект с целью превращения старого особнячка в торгово-офисный комплекс?

Да. Он должен был остаться домом Кропоткина.

В отличие от Большого театра или Средних рядов в данном случае речь идет не о художественной, а о мемориальной ценности сооружения. Случается так, что мемориальная ценность места осознается, когда самого дома уже нет. Но здесь дом сохранялся, он был поставлен на охрану как подлинный дом, где жил князь Кропоткин. Когда мы его практически уничтожаем, соответственно, уничтожается и дух мемориальности, связанный с материей. Остается только сказать: "На этом месте стоял дом, в котором жил князь Кропоткин".

REGNUM: То есть в данном случае мы имеем дело не с проявлением чьей-то материальной заинтересованности, а с методологической проблемой?

Конечно, потому что задача определения предмета охраны ставит перед специалистами не только нравственные, но и достаточно сложные методологические проблемы. Как вы определите в предмете охраны мемориальную ценность памятника? Что является ее материальным выражением? Или как может акустика быть предметом охраны? Она же нематериальна! Что мы должны охранять? Тех же акустических качеств помещения можно добиться, скажем, за счет применения новых материалов; это противоречит фундаментальным принципам реставрации, но не противоречит предмету охраны. А можно ли определить предметом охраны стилистические особенности памятника или его место в истории архитектуры как произведения определенного мастера? Северная стена Большого театра была частью здания, оставшейся неизменной от первоначальной постройки Осипа Бове, сохранившейся при последующей перестройке, но, как видите, это не было принято во внимание.

Введение понятия "предмет охраны" провоцирует возникновение совершенно новых вопросов, которые превращаются в камень преткновения для непрофессионалов. Например, как относиться к реставрационным наслоениям? Большинство памятников федерального значения дошли до нас со следами реставрации, иногда очень значительными, когда их выводили из руинированного состояния или ликвидировали последствия советской эпохи, когда на большинстве храмов уничтожались главы и все признаки их принадлежности к определенному типу знаний. Позднее утраченные части были реставрационно дополнены. Мы при разработке своей методики пришли к выводу, что все это является частью памятника. В группу нематериальных факторов, влияющих на оценку, не попадают только нереставрационные наслоения, такие как поздние перегородки, бетонные перекрытия и т.п. Все остальное входит в памятник и должно, по моему мнению, входить в предмет охраны.

Но, повторяю, к сожалению, законодательство сейчас таково, что предмет охраны позволяет очень легко и очень радикально решить вообще все проблемы, которые могут возникнуть и у реставратора, и у заказчика, и у городских властей, которым сложно вкладывать деньги в ветхое здание, но гораздо легче найти инвестора, который его разберет, соберет заново и еще что-нибудь "хорошее" там устроит.

Осознав это, мы обратились к руководству министерства и состоялось заседание, на котором все эти проблемы были подняты.

Во время обсуждения представители региональных органов охраны памятников говорили, что им без предмета охраны невозможно жить. Я готов согласиться, что на местах без предмета охраны действительно жить невозможно, но не в существующей редакции. Многие теоретики, все реставраторы, некоторые федеральные чиновники говорили о том, как вредят статьи закона, оставляющие возможность их противоречивых толкований. Происходит противопоставление объекта охраны - самого памятника, и предмета охраны. Невозможно адекватно описать памятник в предмете охраны, если понимать предмет как совокупность особенностей памятника, которые вызвали внесение его в реестр. Особенностей, а не памятника! Это, казалось бы, неточность, но она имеет страшные последствия, потому что памятник перестает пониматься как целое, а понимается как некая математическая совокупность, которая определяется путем сложения отдельных элементов.

Произошло страшное - во всем этом заложен теоретический абсурд.

REGNUM: Вы, считаете, что было бы лучше вообще отказаться от понятия "предмет охраны"?

Вообще-то такого понятия не знает ни одно зарубежное законодательство. Оно имеет право на существование, только будучи вторичным по отношению к самому объекту охраны. Должна быть разработана новая система первичных учетных документов. Государство заносит в реестр и охраняет именно объект охраны - памятник. Далее может быть конкретизировано, что в памятнике имеется предмет охраны, в котором определено, что именно государство защищает в этом памятнике. Но ни в коем случае нельзя путать такую инвентарную опись памятника с памятником архитектуры как таковым. Закон должен ограждать памятник от каких-либо вмешательств в него, а инвентарная опись должна фиксировать, из каких элементов состоит этот памятник, чтобы в случае их утраты государство могло предъявить претензии владельцу или арендатору. Вопросы сохранения должны решаться исходя исключительно из памятника как целостного объекта, а не из предмета охраны, т.е. документа, имеющего чисто техническое назначение.

REGNUM: Сейчас все наоборот, мы имеем ситуацию, когда понятие "предмет охраны" фактически подменило собой понятие "памятник".

Да, абсолютно. Эту подмену нужно предотвратить, иначе мы все потеряем.

REGNUM: На какой методической основе сейчас определяется предмет охраны?

Определенной методики нет. Собирается группа специалистов, иногда с участием реставраторов, и они все решают. Например, в протоколе заседания комиссии Москомнаследия по Тверскому бульвару, 26 говорится, что предмет охраны определен "исходя из технического состояния памятника". Но таким образом любой памятник можно признать ветхим! В методике должно быть четко прописано, что такого не может быть, что границы памятника не могут изменяться, что предметом охраны являются не какие-то "особенности" памятника, а совокупность его свойств как здания. В частности, со всеми его историческими наслоениями, а в случае несохранения каких-то из них требуется проект реставрации, и только в этом случае могут быть разрешены какие-то работы на памятнике. Главное - показать, что на памятнике возможны только реставрационные работы. Так называемая "реконструкция памятника" возможна только как часть проекта реставрации, в котором определяется, что такие-то части здания могут быть реконструированы. Только реставратор может сказать: "Эта поздняя надстройка сносится, потому что есть все основания для реставрации первоначального завершения памятника". А может оказаться и так, что сама эта надстройка окажется памятником, если ее, к примеру, на доме середины XIX века сделал какой-нибудь крупный архитектор 30-х годов.

Должен быть издан подзаконный акт, который определяет систему и методику определения предмета охраны. Заниматься этим должна государственная экспертиза. Этот процесс должен быть профессиональным и ни в коей мере не должен зависеть от давления чиновника или инвестора.

Разработкой методики и займется рабочая группа, которая создается по решению министра. В ее состав войдут ученые - историки архитектуры, которые занимаются вопросами реставрации, а также проблемами сохранения исторических городов, реставраторы-практики, юристы, археологи. С археологией связаны особые трудности, потому что там предмет охраны практически невозможно определить до начала раскопок.

Прежде всего, мы займемся определением понятийного аппарата. Потом, после того, как разработаем методику, мы, если будет необходимость, выйдем с предложением о корректировке соответствующих статей 73-го Закона.

REGNUM: Не обречено ли все это на заведомую неудачу? Не секрет, что то, что происходит сейчас (особенно в Москве), происходит потому, что инвесторы готовы вкладываться в те или иные объекты только в том случае, если в результате реконструкции памятника они получат дополнительные площади. Отсюда все надстройки, застройка территории памятников и проч. Пытаться перекрыть такой путь использования памятников - все равно, что пытаться прекратить градостроительную деятельность в исторических центрах городов, разве не так?

Я уверен, что если бы не жадность градоначальников, которые хотят выжать из городского имущества гигантскую прибыль и душат инвестора поборами, заставляя его отдавать городу половину, а иногда и больше от построенных площадей, инвесторы даже сейчас вкладывали бы деньги в памятники гораздо более цивилизованным образом.

Конечно, градостроительная деятельность может и должна продолжаться, как это происходит во всем мире. Для всех открыт такой совершенно законный путь как приспособление памятника к современному использованию, но это должно производиться без подгонки памятника под нужды арендатора. С инвестором должен быть и может быть достигнут определенный компромисс без ущерба для памятника. Это происходит во всех цивилизованных странах. Там памятники чаще всего не являются мертвыми, в них живут, они так или иначе используются. Памятник может существовать и в частных руках, если это частное лицо спутано по рукам и ногам предписаниями, что оно может, а чего не может делать в принадлежащем ему памятнике.

REGNUM: Если "спутать", как вы говорите, инвестора по рукам и ногам, он просто уйдет, откажется иметь дело с памятниками, и реставрируйте их сами, как хотите...

Разумеется, должны быть созданы механизмы дополнительной заинтересованности. Инвестор, берясь за памятник, должен знать, что за то, что он производит грамотную реставрацию с полным сохранением исторической, художественной, мемориальной ценности объекта, он получит право пользоваться системой преференций, в том числе налоговых. К сожалению, пока такой системы у нас нет.

REGNUM: Ее разработкой также займется ваша рабочая группа?

Нет. Наша задача другая. Нам нужно срочно защитить памятники, иначе скоро нам будет просто нечего защищать и не о чем говорить. Необходимость разработки такой системы все понимают, но каждый должен делать свое дело. Мы, реставраторы, должны спасти то, за что мы отвечаем перед потомками, перед Отечеством.