Обзор прессы Алтайского края за 5 - 9 ноября 2007 года:

Воспоминания о городе-призраке. В петле правосудия. Здесь должен стоять храм на крови. Барнаульская школьница стала автором почтовой марки.

Интригой минувшей недели в Алтайском крае был местных депутатских "спор" фракций о переименовании краевого Совета в Заксобрание. "Разработчики считают, что переименование законодательного органа позволит отразить основную его функцию в соответствии с принципом разделения власти. Оппоненты настаивали, что переименование повлечет за собой дополнительные расходы", - пишет 7 ноября газета "Комсомольская правда" на Алтае".

"У нас сегодня нет денег на детские пособия. Здесь мы очень рачительные. Я считаю, что вопрос надуманный, и предлагаю разработчикам его снять. Голосование решило исход полемики в пользу последних. Главный орган законодательной власти края остался крайсоветом", - аргументировал позицию руководитель фракции "За наш Алтай" Виталий Сафронов.

Как уже ранее сообщало ИА REGNUM, несмотря на единодушную поддержку профильного комитета, главы крайадминистрации и членов самой многочисленной фракции законодательная инициатива по внесению в Устав Алтайского края не прошла. Мнения депутатов резко разделились: часть считали эти предложения нужными и своевременными, другие - не видели в них смысла.

Воспоминания о городе-призраке заместителя начальника отдела городского управления гражданской обороны, чрезвычайных ситуаций и пожарной безопасности Ивана Фоминского, который был награжден орденом Мужества за активное участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской атомной электростанции, публикует 3 ноября газета "Бийский рабочий". В интервью корреспонденту издания Владимиру Игошину чернобылец на вопрос, что стимулировали его на этот шаг, ответил однозначно: "Родина приказала, мы ответили: "Есть!".

Но перед этим он признался, что поехать туда согласился добровольно. "Туда никого не гнали. Нужно было роту радиационно-химической разведки укомплектовать офицерами. Вместо десяти человек пришло пятьдесят - все добровольцы. Набирали военнообязанных через военкоматы. Затем людей начали менять: каждые выходные машины уходили в аэропорт - увозили людей и оттуда привозили. Желающих поработать в Чернобыле было много. Например, такой случай: в Белую Церковь (город под Киевом) прилетает самолет с военнообязанными запаса. Их строят, предлагают пять минут работы на реакторе. Проезд назад бесплатно, все льготы и денежная премия. Они с трубы третьего реактора убирали графит. Люди добровольно соглашались на это, и за пять минут получали дозу такую же, как я за три месяца. Сейчас этим людям, по всей видимости, сложно в жизни. Возможно, прельщали деньги - по тем временам приличные. Можно было "Жигули" купить", - рассказал он.

В 1986 году после аварии на ЧАЭС Иван Фоминский в числе многих других ликвидаторов очищал небольшой городок Припять под Чернобылем. Теперь этот город заброшен и уже получил имена "Мертвый город", "Город-призрак". Как сообщает журнал "Огонек", в Припяти уже 21 год не живут люди, и пустующий город, возможно, превратится в огромный музей. "Страшно было первое время, когда люди работали на реакторе. Но их ограничивали во времени, они не работали с утра до вечера, как мы. Они поднимались на реактор, два-три раза ударяли ломиком и опять спускались. Дозу, конечно, получали, но работали недолго. А я приехал туда, когда начали обрабатывать городскую зону Припяти. Это небольшой городок под Чернобылем. Там и фон радиационный был поменьше, и люди были настроены на работу", - вспоминает "ликвидатор".

Далее он продолжает: "Когда на реактор приехали первые участники ликвидации, они даже еще не знали, что нужно делать. Их пугала сама радиация. А потом приехали чуть более опытные люди, которые, к примеру, служили в химических войсках. Сибиряки обычно работали в пятом микрорайоне Припяти. Мы проводили обработку: дома мыли специальным составом, напоминающим стиральный порошок, поливали из брандспойтов пожарных машин. Снимали грунт на 5-20 сантиметров, КамАЗами увозили на могильник, где закапывали его глубоко под землю. Люди из Припяти все были эвакуированы, осталась только охрана на въезде, госавтоинспекция на пропускном пункте".

Из средств защиты были чулки защитные прорезиненные с калошами и так называемые "Лепестки" - респираторы. "Одного "Лепестка" хватало на два-три часа работы. Свинцовой защиты у нас не было. По всей видимости, она применялась при работе на самом реакторе. Перед выходом из радиационной зоны все машины проверялись. Обмундирование менялось довольно часто - при необходимости. Были души и бани для обязательной помывки каждый день после ужина", - пояснил Иван Фоминский.

Сейчас у него частые головные боли, ноги болят. "22 рентгена получил, у меня в карточке записано. Были ведь дозиметристы-радиологи, которые вели карточки полученных доз", - заметил чернобылец. "Когда уезжал, привез с собой список личного состава, ведь я был начальником штаба батальона. Сейчас уже половины людей из этого списка нет в живых. А половина от оставшейся половины - инвалиды. Хотя люди там работали достаточно молодые - тогда им было от 25 до 45 лет", - пояснил далее он.

На протяжении недели ПолитСибРу публикует экспертные мнения, посвященные имиджу Алтайского края. Своими мыслями по вопросу формирования имиджа региона поделилась в выпуске от 9 ноября директор региональной программы Независимого института социальной политики Наталья Зубаревич.

"У Алтайского края имеется сложившийся имидж - это сельскохозяйственный, степной, дотационный регион. Понятно, что имидж непростой. И перешибается он только очевидно позитивными вещами - фантастической красоты горной территорией и внятной рекреацией, развивающейся на стыке Алтайского края и Горного Алтая. Это имидж, унаследованный еще с советских времен, и он позитивный. Поэтому с точки зрения рекреации два Алтая разделять глупо, хотя по факту они разделены с позиции управления. В данном случае важно не мешать развиваться бизнесу, который этих границ не признает, и не ставить трансграничных барьеров", - считает она.

При этом эксперт отмечает: "В настоящее время у мобильных, много ездящих людей есть понимание того, что съездить на Алтай здорово. У вас отдыхает определенная группа москвичей. Среди массовых потребителей этого понимания нет, за исключением Новосибирской и Кемеровской областей, откуда к вам пока приезжают многие. Но Кемерово уже начинает развивать свою "Горную Шорию". В настоящее время 56 российских регионов представили свои программы развития. С огорчением могу отметить, что 2/3 из них начинаются с развития рекреации. У Алтайского края здесь шансов значительно больше, потому что есть особенный природный объект - алтайские горы. Насчет других изюминок сказать сложно, потому что исторических городов, других туристических зацепок, нет. Пока вы можете раскрутить только Горный Алтай и лечебно-рекреационную часть в Белокурихе".

"Все имиджевые стратегии, которые разрабатываются в настоящее время, это либо шапкозакидательство, с сильно выраженным элементом "мы крутые" (что смешно порой), либо "Москва Первопрестольная". В России я не знаю ни одного проекта с внятно прорисованным имиджем, который бы не отрывался в облака. Хотя имиджевая стратегия, безусловно, нужна, и делать ее должен регион. Может, с привлечением кого-то. Но когда вы привлекаете каких-то технологов, они чаще всего "рубят" у вас деньги, пишут либо кальку с других стратегий, либо откровенную ерунду. Нет хороших примеров. И потом, имидж региона трудно сделать лучше имиджа страны. А имидж России соответствующий", - резюмирует Наталья Зубаревич.

"В петле правосудия", - так называется статья журналиста "Вечернего Барнаула" Тамары Поповой в номере от 9 ноября. Вот уже более года семья барнаульского парня Евгения Сулоева, который погиб в Кабардино-Балкарии за две недели до приказа о демобилизации из армии, борется с бездушными бюрократами в погонах.

Как уже ранее сообщало ИА REGNUM, Евгений Сулоев (1984 года рождения) был призван на службу в 2004 году военкоматом Ленинского района г. Барнаула Алтайского края. 16 сентября 2006 года родным солдата позвонили из воинской части (Республика Кабардино-Балкария, г. Прохладный) и сообщили, что Евгений повесился. Однако похоронен он был по всем христианским обрядам. Служители церкви, увидев его посмертное фото, сказали, что покойный - не самоубийца.

Автор пишет: "На судебные заседания в Нальчике за этот год Ирина и ее мама, Людмила Дроздова, ездили за этот год четыре раза. Результат нулевой. Письма и запросы семья Жени отправляет куда только можно: Общественную палату, Главную военную прокуратуру, Министерство обороны, в Северо-Кавказский военный округ. Из фонда "Право матери" им прислали подробные инструкции к действию. А вот заместитель командующего войсками краснознаменного Северо-Кавказского военного округа по воспитательной работе Юрий Дашкин сообщил, что рассмотрение претензий к ведению процесса Нальчикским военным судом, - компетенция не их ведомства, вмешиваться в это дело ему запрещено, а обжалование должно проходить установленным порядком в вышестоящем судебном органе. Весь алгоритм взаимодействий с судом Ирина и без многочисленных отписок за этот год вызубрила наизусть. Но потому и стучится во все двери, что "установленным порядком" не получается, зато все прекрасно - с установленным безобразием".

"Все настоятельные просьбы семьи о повторном рассмотрении дела в свете вновь открывшихся обстоятельств переправляются в Северо-Кавказский военный округ, после чего их вызывают на очередное заседание. Ира с мамой снова едут через всю страну, чтобы быть вызванными на пять минут в зал суда, ответить на вопросы, на которые отвечали уже много-много раз, и опять услышать, что заседание переносится. Людмила Карповна даже знает, зачем тянут волынку: "Складывается ощущение, что для того только, чтобы мы все деньги прокатали и не смогли больше туда ездить. В последний раз нас вызвали лишь затем, чтобы еще раз озвучить версию самоубийства и прекратить дело. Но как его можно прекратить, если из него исчезли фотодокументы и нет в нем показаний главных фигурантов? Почему суд бездействует? Мы ведь передавали следствию все телефоны, по которым сами звонили в Нальчик, имена людей - свидетелей и очевидцев гибели Жени", - отмечает издание.

"Сыро и пасмурно. На лицах неподдельная скорбь и слезы. Идет митинг-панихида. 30 октября - День памяти жертв политических репрессий", - пишет Виктория Тарсенко в номере от 3 ноября газеты "Бийский рабочий" в материале "Здесь должен стоять храм на крови".

В стране отмечался скорбный юбилей - 70-летняя годовщина начала Большого террора. "Здесь должен стоять Храм на Крови, как в Москве, - с такими словами обратился к собравшимся священнослужитель Успенского собора отец Федор. - Происходили чудовищные расстрелы, а главное, уничтожались невинные люди, лучшие люди нашего государства. Такого геноцида не знает ни одно государство. Мы должны помнить, чтобы этого больше не повторилось".

Председатель Бийского историко-просветительского общества "Мемориал" Владимир Костин: "В 1991 году в бывшем дворе НКВД были извлечены останки 68 человек с пулями в головах, захоронены на старом кладбище. Экспертиза установила, что они действительно были расстреляны в 37-38-х годах. С тех пор мы собираемся в этом дворе, уже в семнадцатый раз. Подавляющее число репрессированных были далеки от политики, но их заклеймили как врагов народа. В Бийске было выявлено около десяти мифических контрреволюционных организаций. В тихом далеком от центра городе прямо гнездилище антисоветских подрывных организаций".

Почтовая марка, нарисованная ученицей художественной школы № 1 Барнаула Анной Астафьевой, может выйти в свет, - сообщает 7 ноября информационная служба Радиогруппы "FM-Продакшн".

Анна стала победителем всероссийского конкурса "Я рисую алфавит". Ее наградили в Алтайском отделении Почты России.

Также приз получит ученица Алтайской краевой специализированной коррекционной школы для слабовидящих Анастасия Ященко. Она стала победительницей Всероссийского конкурса "Лучший урок письма".