Туркменистан считается одной из самых закрытых стран Центральной Азии, но при этом традиционно рассматривается как достаточно стабильное и экономически успешное государство. Однако резкое падение мировых цен на нефть и газ не могло не ударить и по этой республике, являющейся активным экспортером энергоресурсов.

По нашим расчетам на базе данных государственной статистики и заявлений официальных лиц, в Туркменистане в 2014 году было добыто 79 млрд кубических метров газа и 10,8 млн тонн нефти, 60-80% которых предназначено для экспорта. Топливно-энергетический комплекс республики, по имеющимся оценкам, производит около 41-45% национального ВВП. Это один их самых высоких показателей на постсоветском пространстве и близок только к уровню присутствия ТЭК в экономике Азербайджана (40% ВВП). Нефтегазовые ресурсы составляют около 90% республиканского экспорта (на 2013 год), их сбыт обеспечивает оплату импорта ряда потребительских товаров, включая мясо, муку, различные крупы и фрукты.

Падение цен на экспортируемые ресурсы означает дефицит валюты и делает вероятным падение ее курса относительно доллара и евро. В республике ажиотажная продажа туркменских манатов началась еще в ноябре-декабре 2014 года. После резкого повышения официального курса доллара в начале января 2015-го с 2,85 до 3,5 маната, который до этого несколько лет оставался неизменным, ситуация еще больше усугубилась. Туркменская альтернативная пресса сообщает, что из-за этого в обменных пунктах Ашхабада, Мары и Дашогуза возникли длинные очереди, в которые местным жителям приходится записываться с раннего утра. На черном рынке столицы, как рассказывают, курс взлетел до 5 манатов за доллар, а многие теневые дилеры вообще отказываются продавать валюту. Одновременно с девальвацией маната власти объявили о существенном повышении цены на бензин — на 60%. Сам по себе этот показатель не является критическим, так как цена на бензин в Туркменистане традиционно дотируется, поэтому являлась и является одной из самых низких в мире. Однако этот шаг властей спровоцировал ажиотажный спрос на другие товары, включая социально значимые продукты, на которые также поддерживаются искусственно низкие цены.

Из Лебапского велаята в начале января поступила информация о возникновении сверхспроса на муку и хлеб, в результате которого потребители буквально «вымели» полки в магазинах. Радио «Аззатык» привело в своем репортаже слова одного из местных жителей: «Все кругом подорожало после 1 января, только мука и хлеб сохранили прежние цены. Народ, очевидно, сделал для себя вывод: надо купить побольше муки, пока и она не подорожала. Отсюда очереди и столпотворение у магазинов».

Потребительский ажиотаж подстегивается тем, что еще в течение прошлого года, по мере ухудшения ситуации на мировом газовым рынке, несколько раз происходили повышения цен на различные товары и услуги. В августе — октябре инфляция затронула практически все виды продукции, включая фрукты и мясо. Также на 50-60% выросла цена проезда и на городской транспорт, и на междугородние перевозки. Во многом резкие скачки цен обусловлены жестким административным контролем над рынком и внесением изменений в тарифы только при значительном накоплении проблем. Однако подобный подход держит население в довольно сильном напряжении и может легко спровоцировать потребительскую панику.

Пожалуй, наиболее сложная ситуация в прошлом году возникла на рынке мяса, проблемы которого приняли системный характер. К концу года разница официальных и рыночных цен на мясные продукты достигла 65%. Во многих городах возникли очереди, были отмечены случаи введения нормированной продажи и дефицита мяса в некоторых населенных пунктах, включая такие крупные города, как Дашогуз и Туркменбаши. В конце концов, «мясную проблему» было вынуждено признать даже министерство сельского хозяйства Туркменистана, упомянувшее в своем официальном заявлении (январь 2015-го) наличие «случаев дефицита мяса». Судя по всему, кризис был вызван дефицитом валюты и сокращением импортных поставок, причем из официального заявления косвенно следует, что для разрешения сложившейся ситуации внутреннее производство мяса придется увеличить в несколько раз.

Нельзя сказать, что туркменское руководством в прошлом не осознавало риски, связанные с колебанием цен на нефть, и не пыталось частично перепрофилировать экономику. В 2013-2014 гг. в стране был зафиксирован инвестиционный бум, в рамках которого «газовые» деньги направлялись на амбициозные строительные проекты. Например, речь о строительстве крупной туристической зоны «Аваза» на побережье Каспийского моря. В рамках развития курортной зоны власти планировали увеличить число действующих в ней гостиничных комплексов в 7 раз. В общей сложности за 2014 год в стране за счет государственных инвестиций было построено более 450 различных промышленных и социальных объектов.

Некоторые виды производств создаются практически с нуля, речь, например, о производстве цемента, которое за 2013-й год выросло почти вдвое. В последние 4 года открыты крупные цементные заводы «Лебап» и «Балкан», по официальным данным, общее производство цемента достигло 2 млн тонн, спрос на которые обеспечивают указанные выше стройки. Кроме того, в 2013 году для поддержки национальных производителей власти даже объявили о введении 100%-й пошлины на импорт большинства видов цемента. Формально эти программы обеспечивают достаточно солидный рост ВВП, который достигает 10% в год, что очень много по меркам развитых стран. Рост, как ожидается, будет продолжаться, несмотря на кризис. Даже в 2015-м Европейский банк реконструкции и развития прогнозирует рост туркменской экономики на 9,7%, несмотря на ожидание низких цен на нефть и газ. Однако рост производства во многом обеспечивается именно масштабными строительными работами без учета их последующей отдачи. Экономическая статистика Туркменистана непрозрачна, но, судя по официальным заявлениям Гурбангулы Бердымухамедова, подавляющее большинство государственных инвестиций направляются именно на строительство новых объектов, а не развитие уже существующих производств. В результате строительство во многом прямо и косвенно «тянет» экономический рост. К началу 2014-го доля строительства в ВВП Туркменистана достигла 15%, что в три раза больше, чем несколько лет назад. Кроме того, масштабные стройки создают большой спрос для упомянутого выше собственного цементного производства, перспективы которого при сокращении строительства внутри республики — неясны.

Наконец, высокий уровень ВВП планируется удерживать за счет искусственного наращивания добычи нефти при сокращении ее экспорта. В 2015-м, согласно заявлению Бердымухамедова, добычу газа планируется нарастить до 83,8 млрд кубометров, а экспорт сократить до 48 млрд или 57% от добычи. Для сравнения: по данным туркменских авторов, в 2012 году страна экспортировала 60 млрд кубометров газа, что составляло около 80% от вала добычи.

Судя по всему, Туркменистан надеется частично компенсировать сокращение экспорта энергоносителей поступлениями от продажи электроэнергии. В частности, возможность расширения поставок электроэнергии в Афганистан обсуждалась в ходе январского визита президента Ашрафа Гани в Ашхабад. Под эти планы уже проектируется строительство новой газотурбинной электростанции «Ватан» в Лебапском велаяте мощностью 254 мегаватта. Но экономическая эффективность этого проекта — сомнительна, сейчас поставки электроэнергии в Афганистан ведутся по льготным ценам, а готовность афганских потребителей оплачивать ее полную стоимость находится под большим вопросом.

В будущем, после завершения проекта магистральной ЛЭП CASA-1000, идущей через Афганистан в Индию и Пакистан, Ашхабад может рассчитывать на присоединение к этому транзитному потоку и выход на новые рынки. Однако в ближайшие годы работа туркменских поставщиков энергии на афганском рынке будет приносить в большей мере политические, а не экономические дивиденды.

В какой-то мере экономическая политика Туркменистана во многом повторяет амбициозные планы Казахстана «проскочить» кризисный период, используя накопленные финансовые резервы для сохранения высоких темпов экономического роста. Однако, в отличие от северного соседа, перспективы Туркменистана по взаимодействию с внешними рынками на принципиально новой основе неясны, а острая потребность в валюте для обеспечения импорта потребительских товаров остро ощущается уже сейчас.