За последние десятилетия наиболее серьезные угрозы государству, как традиционному субъекту международных отношений, стали исходить от нетрадиционных, негосударственных акторов: международный терроризм и религиозный экстремизм. Новые угрозы имеют первостепенное значение и для стран Центральной Азии. Подтверждением этого является усиливающаяся год из года активность террористических сил: теракты и захват заложников в Таджикистане в 1994 г., серия террористических актов в Оше, Бишкеке и Ташкенте в 1998-2002 годах, вторжение бандформирований в Киргизию в 1999-2000 годах, серия взрывов в Ташкенте в 2004 году и в Казахстане в 2011 году и других.

Сложившаяся ситуация обусловлена рядом внутрирегиональных причин:

 территория государств Центральной Азии, пронизанная очагами напряженности между этносами, конфессиями, кланами, представляет собой благоприятную почву для терроризма и идеологий радикального толка;

 сложный социально-экономический климат, детерминированный, с одной стороны, комплексом неразрешенных конфликтов хозяйственно-экономического характера, в первую очередь, в водно-энергетической сфере, с другой — издержками транзитного состояния, в котором находятся республики Центральной Азии;

 рост числа молодых людей, выезжающих для обучения в исламские страны: Саудовская Аравия, Сирия, Иран, Египет, Пакистан, где им предлагают бесплатное обучение в полуофициальных медресе, пропагандирующих ценности нетрадиционного для Центральной Азии ислама ваххабитского, салафитского или шиитского толка, с последующей отработкой вложенных в них средств.

Однако кроме внутренних, огромное влияние на ситуацию в регионе оказывают внешние факторы: во-первых, начавшийся вывод войск антитеррористической коалиции из Афганистана, во-вторых, гражданская война в Сирии и вторжение боевиков Исламского государства в Ирак, которые представляют собой источники притяжения молодых людей из стран Центральной Азии. При этом вербовка осуществляется с помощью двух стимулов: денежное вознаграждение и обучение в исламских школах. В частности, по данным заместителя директора Антитеррористического центра ГКНБ Киргизии Таалайбека Жапарова, месячный заработок завербованного составляет 1500 долларов, тогда как среднемесячная зарплата по Киргизии, по сведениям Министерства финансов республики — всего 11965 сомов (216 долларов). Вместе с тем, материальная сторона не всегда выступает определяющей для молодых людей. Находясь под влиянием радикальных идей, пропагандируемых в сомнительных исламских учебных заведениях, граждане центральноазиатских республик превращаются в проводников этих идей и составляют идеологический костяк клиентельной базы исламистской организации. Таким образом, исламистские организации представляют собой мощные симбиозы религиозной идеологии, капитала и оружия, которые могут оказывать воздействие на различные стороны жизни личности, вовлекая ее в свои структуры и используя в своих интересах.

Данные факты обозначили необходимость выработки единых походов в антитеррористической политике стран Центральной Азии. Попытки оформить и претворить в жизнь ряд мер в этом направлении можно объединить в два этапа:

I. 1992 г. — 1998 г.

II. 1999 г. — по настоящий момент

Первый период характеризуется вступлением стран Центральной Азии в ОБСЕ и ООН и ратификацией конвенций по борьбе с терроризмом, а также сотрудничеством с НАТО на базе программы «Партнерство ради мира». Взаимодействие с данными организациями было продиктовано, с одной стороны, стремлением попытаться отдалиться от своего советского прошлого, прежде всего в политическом и военном плане, а, с другой стороны — финансовой, технической и военной помощью, предоставляемой данными организациями. В частности, по линии программы «Партнерство ради мира» реализовались проекты по приведению стандартов вооружений, подготовки кадров, тактических построений войск стран региона в соответствие с критериями НАТО. В Казахстане по стандартам НАТО были созданы региональные командования, а также Комитет начальников штабов и сформированы аэромобильные войска. В Узбекистане основной воинской единицей стала боевая группа, были сформированы пять военных округов, созданы сержантские школы, высшее военное училище и военная академия, все офицеры, участвующие в учениях НАТО свободно владеют английским языком.

Однако членство стран региона в этих структурах имело свою специфику: углубленное сотрудничество было детерминировано рядом демократических преобразований, которые страны должны были произвести в краткосрочной перспективе. В результате, такой формат сотрудничества имел диаметрально противоположные последствия заявленным целям, что особенно четко проявилось в Киргизии, в котором политическая система была в наибольшей степени подвергнута процессам либеральной трансформации. В частности, процесс реформирования правоохранительных и силовых структур Киргизии проходил при активном участии представителей иностранных и международных спецслужб. В результате их деятельности в открытом доступе оказалась информация, относящаяся к сфере национальной безопасности, патриотический элемент в деятельности национальных правоохранительных структур был сведен к минимуму, а коррупционная составляющая стала расти в обратной пропорциональности.

Но наиболее показательным моментом, высветившим слабую боеспособность вооруженных сил Киргизии, стали Баткенские события 1999-2000 гг. С другой стороны, они явились своеобразным трамплином для перехода на качественно новый уровень в процессе выработки антитеррористической политики странами Центральной Азии. Он характеризуется двумя тенденциями — создание региональных организаций (ОДКБ и ШОС) в сфере безопасности. Значимыми событиями, характеризующими первую тенденцию, явились:

 в 2000 г. был создан Антитеррористический центр СНГ. Впоследствии ввиду нестабильной обстановки в Ферганской долине было создано отделение Антитеррористического центра по Центрально-азиатскому региону в Бишкеке, которое укомплектовано сотрудниками спецслужб России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана;

 с августа 2001 г. в рамках ДКБ в Центральной Азии начали действовать Коллективные силы быстрого развертывания в составе воинских подразделений России, Казахстана, Киргизии и Таджикистана общей численностью до 1,5 тысяч человек при поддержке российских ВВС. Кроме того, после вторжения в 1999-2000 гг. по просьбе КР бандформирований на территории республики была дислоцирована российская авиабаза в Канте, которая в 2003 г. была введена в состав КСБР;

 в 2004 г. была создана Региональная антитеррористическая структура ШОС.

Одновременно страны ЦА были привлечены к оказанию содействия в проведении антитеррористической операции международных сил «Несокрушимая свобода» в Афганистане под руководством США. Так, с 2001 г. на международном и региональном уровне были подписаны несколько конвенций и договоры, в которых закрепляется правовая база необходимого комплекса мер для успешного осуществления борьбы с терроризмом. Что же касается практических мероприятий, то на территории стран Центральной Азии были размещены военные базы НАТО. В Киргизии была размещена военная база США, Узбекистане — базы США и Германии, в Таджикистане — Франции. В Казахстане ежегодно с 2003 г. проводятся антитеррористические учения «Степной орел» с участием отдельных подразделений вооруженных сил США и Великобритании.

Однако оформившиеся в регионе международные организации по безопасности и сотрудничеству, равно как и косвенное участие через размещение военных баз в международной антитеррористической операции в Афганистане, не способствуют выработке согласованных подходов в антитеррористической политике странами региона, поскольку их стремление участвовать в интеграционных объединениях зачастую обусловлено не только целью борьбы с террористическими группировками, но и определенными финансово-экономическими выгодами. В результате, дислокация того или иного военного объекта на территории центральноазиатских государств воспринимается не как элемент выстраиваемой единой системы безопасности или, наоборот, плацдарма иностранного присутствия, как в случае с базами ISAF, а в качестве источника финансирования. В частности, непременным условием дальнейшего пребывания немецкой военной базы на территории Узбекистана в 2011 г. стало повышение арендной платы в пять раз до 16 млн. евро. Подобные интересы лежали и в основе соглашения по аэропорту «Манас»: продление пребывания американских военных в 2009 г. напрямую зависело от повышения оплаты за использование аэропорта с 17 до 60 млн долларов. Проблемы финансирования также поднимались киргизской стороной в 2012 г. и в отношении входящей в структуру ОДКБ российской авиабазы в Канте, которая по условиям заключенного двустороннего договора дислоцирована на территории республики на безвозмездной основе.

При этом следует отметить, что финансовая заинтересованность стран региона сочетается с лавированием между внешними акторами. В частности, требования закрытия американской авиабазы в аэропорту «Манас» были озвучены экс-президентом Киргизии Курманбеком Бакиевым в Москве на фоне подписания соглашения о предоставлении Россией Киргизии многомиллионного кредита. Однако последующее согласие США на повышение арендной платы заставили изменить позиции Бишкека. Между тем, схожая ситуация возникла и с 201-й военной дивизией РФ в Таджикистане, который получил максимальные преференции в форме поставки новой военной техники, беспошлинных ГСМ (до 1 млн тонн), упрощенного миграционного режима для граждан Таджикистана на фоне частых визитов в республику помощника госсекретаря США по вопросам Южной и Центральной Азии и распространенных в СМИ сведений о возможном размещении американских военных объектов.

Кроме того, пребывание в рамках одного интеграционного объединения не гарантирует слаженной работы вооруженных сил центрально-азиатских республик в антитеррористической борьбе даже в период учений. Так, в 2012 г. Узбекистан, выйдя из состава ОДКБ, отказался участвовать и в учениях ШОС «Мирная миссия», которые проходили в Таджикистане и не пропустил к месту их проведения казахстанский военный контингент. Более того, руководствуясь императивами национальной безопасности в связи проникновением вооруженных формирований ИДУ в 1999-2000 гг. в регион ЦА, в одностороннем порядке и без учета незавершившихся процессов по делимитации и демаркации границ Узбекистан заминировал 54 участка государственной границы.

Между тем, следует учитывать, что внешние акторы, которые выступают локомотивами инициатив в области обеспечения антитеррористической безопасности преследуют и свои интересы, а противоречия между ними могут рикошетом отразиться на странах Центральной Азии. В частности, в американском аналитическом журнале, освещающим вопросы международной повестки дня, The National Interest стали появляться статьи о возможном росте напряженности между КНР и РФ именно в ЦАР. В этом аспекте примечательно предложение министра общественной безопасности КНР Го Шенкуна на заседании глав председателей оборонных ведомств стран-участниц ШОС в Душанбе создать Центр ШОС по противодействию вызовам и угрозам безопасности, что нарушает неофициальное разделение труда между РФ и КНР в рамках ШОС: первая несет ответственность за обеспечение безопасности, вторая — за экономическое взаимодействие. Такая смена внешнеполитической риторики, вероятно, во многом обусловлена усилиями РФ по обеспечению образцами российской военной техники наиболее слабых стран региона — Киргизии и Таджикистана и, в целом, усиления присутствия в регионе России через Евразийский экономический союз. В свою очередь, увеличение количества «финансовых» предложений в области военной безопасности для стран региона находится в обратной пропорциональности выведению консолидированной антитеррористической политики.

Таким образом, подводя итог проведенному анализу этапов выстраивания антитеррористической политики странами Центральной Азии, следует отметить:

 во-первых, несмотря на существующие риски проникновения террористических группировок на территорию стран региона, они не выступают в качестве стимула к разработке единых подходов к борьбе с ними. Напротив республики все более обособляются и дистанцируются друг от друга;

 во-вторых, в качестве внешней скрепы могли бы выступить международные организации: на первом этапе — ОБСЕ или НАТО, на втором — ОДКБ или ШОС. Однако первые доказали свою несостоятельность в связи с тем, что были нацелены лишь на переустройство правоохранительных органов и вооруженных сил республик по западным принципам и стандартам, вторые стали активно использоваться центрально-азиатскими государствами для получения определенных финансово-экономических выгод;

 в-третьих, данные организации не воспринимаются государствами региона в качестве коллективных структур. В силу этого вопросы обеспечения безопасности переводятся в плоскость включения республик в орбиту влияния того или иного актора — США, РФ или КНР;

 в-четвертых, в данных условиях представляется, что проводимые антитеррористические учения в рамках ОДКБ и ШОС, без разработанной стратегии, одобренной всеми центральноазиатскими странами и нерешенным комплексом приграничных вопросов являются малоэффективными.

Следовательно, на данном этапе основная проблема государств Центральной Азии состоит в том, что среди них отсутствует осознание себя частью единого региона. Соответственно, риски и угрозы которым подвержен регион, являются их общими проблемами, требующими скоординированных совместных действий как в рамках международных организаций по безопасности с лидирующими позициями внешних игроков, так и в возможных собственных проектах.