Латвия, 9 сентября, 2010, 23:55 — ИА Регнум. Титулы автора статьи "Экономическая модель Прибалтики. Истоки, современное содержание, перспективы развития" Николая Межевича - доктор экономических наук, директор Центра трансграничных исследований факультета международных отношений Санкт-Петербургского университета, профессор кафедры европейских исследований того же факультета того же университета - более чем убедительны. И все же основной вывод его публикации - для устойчивого экономического роста свыше 2-3% в год Прибалтийским странам нужны институциональные преобразования - повисает в воздухе без точного указания, что автор под этими преобразованиями подразумевает.

Судя по всему, список "институциональных" преобразований исчерпывается упоминанием "активной промышленной политики, налоговой реформы, социальных гарантий населению и изменения внешнеполитического курса". На мой взгляд, Межевич умалчивает о главном: без решения так называемого русского вопроса, без отказа от политики национального доминирования и подавления национальных меньшинств все его рекоммендации оказываются благими пожеланиями, ни принять, ни выполнить которые невозможно.

Этим летом мне довелось участвовать в 3-ей конференции организаций российских соотечественников в Латвии с докладом на тему "Решение "русских" вопросов - необходимое условие выхода Латвии из финансового и экономического кризиса". Основные его тезисы нисколько не устарели. Ибо не всегда нужно верить тому, что говорят политики, особенно ввиду стремительно приближающихся парламентских выборов.

Так, Межевич с удовлетворением цитирует премьер-министра Латвии Валдиса Домбровскиса: мол, акценты в структуре латвийской экономики с дешевых кредитов, роста потребления и пузыря недвижимости сместилились в пользу промышленного производства и экспорта. Но он забывает, что наметившуюся было тенденцию роста латвийского вывоза сопровождает тенденция увеличения импорта. В итоге, дефицит торгового баланса Латвии за первые пять месяцев 2010 года превысил 510,4 млн. евро. То есть, Латвия продолжает жить в долг, а место частных кредиторов и инвесторов заняли МВФ и Еврокомиссия. Впрочем, и частные банки не сворачивают своей кредитной деятельности на изрядно опустошенном "поле Чудес" страны дураков.

Еще недавно во всех бедах, с которыми сталкивалась Латвия, винилось ее советское прошлое. Однако с момента восстановления независимости прошло уже 20 лет, шесть из которых мы провели в составе ЕС и НАТО. Сваливать вину за нынешнее состояние дел только на пережитки социализма уже невозможно. Такой его пережиток, например, как развитая и обременительная для госбюджета система социального обеспечения, досталась всем постсоциалистическим странам Восточной Европы, в том числе нашим ближайшим соседям Эстонии и Литве. Почему же при примерно одинаковом старте в 1990-1991 годах Латвия через 20 лет превратилась в самое слабое звено "Балтийского пути"?

Вехи неолиберализма

Многие винят в этом неолиберальную экономическую политику, которую на протяжении многих лет проводила стоявшая у власти политическая элита. Американский аналитик Джеффри Сомерс в статье "Латвия и отказ от классической традиции", опубликованной в сборнике "Atjaunotā Latvija" (2010 год), пишет: "Западные банки, инвесторы и экономисты на значительной части постсоветского пространства получили полную свободу действий в деле перестройки экономики. Здесь у них появилась совершенно новая возможность реализовать радикальную неолиберальную программу при возможности действовать такими методами, которых не потерпела бы ни одна страна Запада".

По его мнению, делалось это в интересах иностранного капитала, а не тех стран, которым предназначалась новая экономическая стратегия. Под диктовку иностранных экономических советников в Латвии была введена принципиально отличная от западной налоговая система. От налогов практически освободили владельцев недвижимости и естественные монополии, и, сэкономив на платежах в бюджет государства, те встали в очередь за кредитами, обременяя тем самым экономику государства долгами. Напротив, вся тяжесть налогового бремени была возложена на рабочую силу и производственный сектор.

"Это обстоятельство повысило стоимость рабочей силы и капитала, и сделало промышленное и сельскохозяйственное производство столь дорогим, что ему стало гораздо труднее конкурировать со "Старой Европой", чем это могло бы быть", - утверждает Сомерс. Латвийские производители были брошены на произвол судьбы и милость во всем превосходящих их западных конкурентов. Сама же "Старая Европа" развивалась, защищая свою промышленность и рабочую силу, облагая налогами земельную ренту и другие доходы от деятельности, которая не связана с производственными издержками.

Как показал в своих публикациях латвийский журналист Александр Мосякин, Латвии с первых лет восстановления независимости была уготована роль оффшорной зоны, через которую финансовые ресурсы России и других республик СНГ миллиардами перекачивались на Запад. Латвийский финансовый сектор расцвел в 90-х годах прошлого столетия, восхищая отправителей на Востоке и получателей на Западе, тогда как потребности промышленного производства игнорировались. Проводимая Банком Латвии твердая монетарная и кредитная политика, крайне выгодная иностранным инвесторам и кредиторам, практически уничтожила местную промышленность. Многократно завышенный курс национальной валюты спровоцировал приток инвестиций в непроизводственный сектор и перманентную революцию цен, которая тяжелым бременем легла на плечи рядовых жителей, производителей и государственного бюджета.

Непомерно дорогой лат обеспечил преимущества для импортеров, крайне осложнив жизнь экспортерам. По подсчетам экономистов, только за последние 8 лет суммарный дефицит платежного баланса достиг 20 млрд. евро. По данным, которые содержатся в книге Эрнеста Буйвида "Латвийский путь: к новому кризису"2, в 1988 году по структуре народного хозяйства Латвия напоминала Германию (промышленность давала 40 и 41% ВВП соответственно, с/х - 8 и 6%, транспорт и связь - 8 и 9%, торговля - 9 и 15%). ВВП Латвии на душу населения в конце 80-х составлял в ценах того времени 6265 долларов (ФРГ - 10 709 долла-ров, Ирландия - 5225 долларов). В 2008 году промышленность обеспечивала лишь 10,97% ВВП, а сельское и лесное хозяйство плюс рыболовство - 4,02% (8,91% давало строительство, а транспорт, хранение и связь обеспечивали 10,76%). В 2009 году ВВП Латвии на душу населения по паритету покупательной способности валют в ценах 2002 года (рассчитан по методологии и данным ICP 2002 года) составил 12 798 долларов (ФРГ - 27 905 долларов, Ирландия - 34 455 долларов). С 1989 по 2009 год население страны сократилось на 400 тысяч человек.

Государственный долг Латвии на конец мая составил 6,73 млрд. евро; валовой внешний долг (долги резидентов Латвии нерезидентам) на 31 декабря 2009 года - 30,557 млрд. евро, или более 130% от ВВП - самый высокий среди новых членов ЕС.

Кому сказать "спасибо"?

"После развала СССР, вместо того, чтобы открыто обсуждать и с соблюдением норм демократии принимать решения относительно курса, который следует выбрать, право определять экономическую политику Латвии захватила неолиберальная группировка во главе с американским экономистом латышского происхождения Джорджем Виксниньшем", - указывает в цитировавшейся выше статье Джефри Сомерс.

По его словам, эта группировка не выпускала власть из рук на протяжении практически всего последнего двадцатилетия и включала в себя ведущих политиков Латвии. К ней также принадлежат бывший и нынешний президенты Банка Латвии - Эйнар Репше и Илмар Римшевич.

Как же этой группировке удалось захватить власть? Вот как отвечает на этот вопрос экономист Айнар Комаровскис: "Контингент жителей, проживавших в Латвии в 1990 году, не разрешил бы власти реализовать такую - разрушительную для страны - политику дольше, чем до следующих выборов. Поэтому необходимо было лишить так сказать нелояльную часть населения права на свой выбор, лишить ее возможности влиять на решения власти. Чтобы сохранить и увеличить лояльность титульной части жителей, им был обеспечен заметно больший объем прав, чем у остальных. Осуществляя национальную политику, государство также позаботилось, чтобы латыши либо не знали о существенных ограничениях для русской общины, либо были безразличны к судьбе рядом живущих людей. Этого достигли, превратив бывший официальный язык во второсортный иностранный в школах и максимально изъяв русский язык из эфира и оборота. Более того, большинство требований, относимых к русским, были демонстративно ущемляющими, и они в основном преследовали цель - вызвать сопротивление и ненависть как к власти, так и к латышам, которые правят этим государством".

Нельзя не упомянуть в этой связи и те репрессии, которым подверглось образование на русском языке. Прикрываемое заботой о повышении конкурентоспособности русскоязычной молодежи, разрушение русского образования в Латвии ведет к деградации системы образования в целом. Плоды этой диверсии - тотальный дефицит квалифицированных кадров - страна ощущает на себе уже не первый год.

В 1991 году новая политическая элита осуществила государственный переворот путем лишения политических прав трети населения страны. Последовательные рыночные преобразования были подменены грабительской приватизацией, захватом и распродажей некогда общенародной собственности. На месте советской системы внеэкономического принуждения и эксплуатации была создана специфически латвийская система с элементами неофеодализма и неокрепостничества. В этой системе эффективность терпит почти гарантированное поражение при столкновении с коррупцией и разного рода монополиями. При этом и коррупция, и монополии являются неизбежным следствием существующей в Латвии системы национальных привилегий.

"Она порочна"

Созданная в Латвии система экономических отношений поражена врожденным дефектом. Проводимые в Латвии рыночные реформы страдают половинчатостью и незавершенностью. Свободный рынок (в частности, рынок труда) не может сосуществовать с целой системой мер внеэкономического принуждения (например, требование обязательного владения латышским языком). И либо экономика уничтожит свои оковы в виде дискриминационных законов о граждан-стве, языке и образовании, либо эти оковы окончательно задушат экономику.

Как доказала австрийская экономическая школа, невозможно организовать эффективную экономику в обществе, основанном на силовом принуждении и регламентациях. Рынок имеет встроенные механизмы защиты: он поощряет творчество и координацию, он динамически рационален, но лишь до тех пор, пока институциональное государственное принуждение не начинает мешать свободе предпринимательства. В Латвии такое принуждение положено в основание пока еще действующей экономической системы.

Без коренного перелома отношения латвийского государства к его жителям, без устранения последствий несправедливости, допущенной в 1991 году по отноше-нию к так называемым негражданам, никакое длительное, поступательное разви-тие Латвии невозможно. Пренебрежение правами и интересами одной группы населения в конечном счете влечет за собой пренебрежение правами и интересами всего населения страны.

Требующиеся Латвии институциональные преобразования - это прежде всего отказ от курса на построение "Латышской Латвии" и, как минимум, полный демонтаж "законодательства национального доминирования". Только в этом случае в повестке дня могут появиться "активная промышленная политика, налоговая реформа, социальные гарантии населению и изменение внешнеполитического курса".

Без возвращения к по-настоящему всеобщим и равным выборам разработать преемлемую для всего общества стратегию выхода из кризиса не удастся. А без поддержки со стороны всего общества устойчивый результат в борьбе с кризи-сом маловероятен. Борьба с ним требует мобилизации внутренних ресурсов, в первую очередь финансовых. Но когда национальное государство дискриминирует национальные меньшинства, когда расходование налогов непропорционально и непрозрачно, добиться честности от налогоплательщиков можно только насилием.