Москва, 21 октября, 2014, 22:59 — ИА Регнум. Хотел бы высказать свои мысли по поводу проекта нового российско-абхазского договора, предложенного недавно Москвой. Он предполагает относительно широкую интеграцию России и Абхазии, при которой стороны должны будут сформировать общее оборонное пространство, создать совместную вооруженную группировку, провести гармонизацию законодательства, в том числе таможенных законов Абхазии, которые должны быть приведены в соответствие с законодательством Таможенного союза, проводить согласованную внешнюю политику, открыть российско-абхазскую границу для свободного пересечения людей и грузов, создать единое социальное, культурное и гуманитарное пространство, в котором Россия за собственный счет обязуется увеличить заработную плату бюджетникам и пенсионерам Абхазии, довести социальные стандарты и социальные выплаты до уровня Южного федерального округа РФ, а также предоставить финансирование на иные проекты.

Проект договора вызвал в абхазском обществе поистине всенародное обсуждение, и оценки, которые ему сейчас даются, говоря дипломатическим языком, далеки от позитивных. Если перевести с губернского на русский, то мы увидим, что абхазы чувствуют себя глубоко оскорбленными предлагаемыми им условиями, считают, что Россия не доверяет Абхазии, покушается на ее независимость, пытается купить ее суверенитет подачками, в то время как сама Абхазия согласна лишь на подлинно равноправные условия. При этом обязательства России по увеличению финансирования Абхазии обиды в абхазском обществе не вызывают, а его некоторые представители предлагают даже увеличить эти выплаты еще более, допустим, подняв пенсии до российского уровня даже абхазам, не имеющим российского гражданства. Все же, что касается обязательств с абхазской стороны, вызывает в абхазском обществе чувство глубокой обиды и непонимания.

Казалось бы, что могло обидеть абхазов? Ведь предлагаемые условия являются достаточно стандартными для целого ряда стран, входящих в разнообразные интеграционные объединения, а некоторые обязательства, которые Россия хочет взять на себя, представляют собой недостижимый объект мечтаний не только для полупризнанных стран, но и для совершенно состоявшихся государств — членов ООН. Так, формируя ЕАЭС, Россия, не доводит зарплаты белорусских бюджетников до собственного уровня, а Англия и Германия не делают того же с латвийскими и эстонскими бюджетниками в Европейском союзе.

На самом деле, негативная реакция абхазского общества совершенно логична и ожидаема. Для ее понимания необходимо дать краткое описание существующего контекста российско-абхазских отношений.

После войны 2008 года Россия признала независимость Абхазии и взяла ее на полное содержание. Это касается практически всех сторон отношений, начиная с раздачи российского гражданства, финансирования ее существования, ее защиту и гарантии ее безопасности, отстаивания ее позиций во внешней политике, включая покупку ее признания некоторыми странами. Принципиально важным моментом является то, что Москва принципиально не вмешивалась во внутреннюю политику Абхазии, оставив ее на откуп самой абхазской элите и абхазскому обществу в целом.

Таким образом, сформировалась уникальнейшая ситуация, когда одна страна берет на полное обеспечение другую страну, тратит свои силы и средства на ее защиту и развитие, не требуя при этом ничего взамен и не выдвигая никаких условий. Подчеркиваю, это совершенно уникальная, не наблюдаемая нигде более ситуация. Другие страны подобного альтруизма не проявляют, и те же США, выдавая кредиты своим союзникам, очерчивают их таким количеством политических и экономических условий, что некоторые страны, например Пакистан, неоднократно отказывались от жизненно необходимых для них денег.

Более того, такое поистине «инкубаторское» положение Абхазии вообще не характерно для малых стран, оказавшихся зажатыми между странами большими и ставших объектом их споров и даже войн. В суровой реальной политике такие страны должны ежедневно и ежечасно доказывать своим патронам собственную лояльность и убеждать большие страны, что у тех существует интерес в собственном существовании как независимого государства. Зачастую такое доказательство идет путем предоставления бизнесу стран-патронов глубоких преференций в собственной экономике и распродаже им её целыми индустриями. Примером подобной политики является, например, исторический противник Абхазии — Грузия. В ситуации же с Россией и Абхазией все было с точностью до наоборот.

Причина подобного нигде не виданного альтруизма России лежит в ее внутренней ситуации. Россия стремилась показать народам своего Северного Кавказа, что поддерживает и защищает их собратьев, оказавшихся объектами агрессии со стороны соседней Грузии, и тем самым повысить их лояльность. Гораздо более важной причиной стало то, что российской элите было необходимо превратить Абхазию в некую картинку успеха. С одной стороны, это показало бы Западу, что решение о начале войны с Грузией в августе 2008 года было в конечном итоге правильным, и тем самым как бы придать легальность и обоснованность решениям двух известных нам человек; с другой, такую же картинку успеха нужно было демонстрировать вовнутрь страны, где в тот момент зрело серьезное недовольство курсом страны и ее руководством. Одним из векторов этого недовольства стала кавказская политика Кремля, и российским лидерам было крайне важно показать, что на самом деле вся их политика по отношению к этому региону представляет из себя череду сплошных успехов и позитива. Сделать это, выдвигая абхазской элите требования, которые бы ее возмущали, что неминуемо выплескивалось бы наружу, они не могли и пошли по другому пути: как и в случае с республиками Северного Кавказа, они стали заваливать Абхазию деньгами, не влезая вовнутрь, требуя лишь демонстрации внешней лояльности и замалчивая все проблемы, которые имелись в отношениях России с Абхазией.

Долгое время у российского руководства бытовало иллюзорное представление, что если дать Абхазии требуемое, то она обязательно начнет восстанавливать и развивать экономику, строить нормальное государство, а также, прочувствовав на своей шкуре несправедливость этнического давления со стороны Грузии, построит подлинно демократическое многонациональное государство с приоритетом закона. Как говорил мне в то время один из высокопоставленных российских чиновников, отвечавших за отношения с Абхазией, «наша цель — помочь Абхазии, подтолкнуть ее развитие, вывести ее в нормальное, достойное состояние и отпустить в свободное плавание…»

Реальность оказалась совершенно иной. Не имея внешних тормозов и пользуясь «инкубаторски» благоприятными условиями для развития собственного государства, Абхазия стала тупо паразитировать на российском бюджете, при котором средства, выделяемые Москвой, банально проедались и не направлялись на развитие реальной экономики, которая когда-либо позволила бы этой стране начать зарабатывать на жизнь самой и слезть с российской финансовой иглы. До лета 2014 года в стране не наблюдалось даже попыток начать зарабатывать деньги самой. В общественно-политической сфере вместо современной демократии образовалась этнократия, при которой наиболее сильный и вооруженный этнос, составляющий около 35% населения страны, — абхазы, по факту захватил власть и построил демократию для себя, но эта демократия является не демократией в общепринятом значении этого слова, а имеет все черты последней догосударственной общественно-экономической формации — военной демократии, в которой абхазы находились в XVIII-XIX веках. При данном строе Конституция и законодательство имеют лишь вид внешней обертки, призванной показать внешнему миру сходство Абхазии с современным государством, в то время как все более-менее важные процессы внутри страны происходят в соответствии с неформальными договоренностями кланов.

Это не позволило создать в Абхазии целый ряд базовых государственных институтов, например такой, как Служба судебных приставов, призванный насильственными методами обеспечивать исполнение решений суда. Они просто не вписывались в общество, регулируемое архаичными догосударственными методами XVIII-XIX веков. В качестве примера можно привести фразу скончавшегося президента Абхазии С. Багапша, сказанную им в беседе по поводу необходимости возврата местным русским жилья, в массовом порядке отобранного у них абхазами: «Ну как мы отберем дом у Х.? Во-первых, он воевал, во-вторых, завтра сюда из деревни приедет весь его род, вооруженный автоматами, они встанут перед Домом Правительства и что мы тогда будем делать?»

На бытовом уровне и особенно среди молодежи в Абхазии укоренилось представление о России, как о стране, принесшей абхазам много горя, многократно предававшей Абхазию и вообще являющейся одной из главных причин всех абхазских бед и проблем. Так, Россию принято винить в целом ряде преступлений: в «геноциде», который она якобы устроила абхазам в XIX веке, в передаче после распада СССР оружия Грузии, которое она потом применяла в войне против Абхазии, в страшной блокаде уровня блокады Ленинграда, которую Россия устроила Абхазии во второй половине 1990-х гг., запретив мужчинам призывного возраста пересекать российскую границу и т.д.

Такое же обоснование появилось и в отношении военной поддержки Абхазии, ее защиты от Грузии и размещения для этого в Абхазии российской военной базы. Стало принято думать, что Россия делает это не ради обеспечения безопасности абхазского государства, а в собственных целях, исходя из собственного, чуть ли не психиатрически обусловленного комплекса о противостоянии НАТО, ради чего Москва согласна на все, а раз Грузия стремится в НАТО, то Абхазия оказывает России огромную услугу, милостиво разрешая размещать на своей территории войска, и Москва еще должна быть благодарна Сухуму за то, что тот не берет за это деньги.

В результате в обществе сформировалась и получила широкое распространение очень удобная и настолько же неверная концепция о глубочайшей вине России, которую она просто ОБЯЗАНА вечно замаливать перед абхазами, платя им деньги, не требуя ничего взамен, а также о чувстве благодарности, которое Россия должна испытывать перед абхазами за разрешение реализовывать свои геополитические амбиции на их территории. В рамках этой концепции развитие собственной экономики и зарабатывание денег на жизнь, равно как и развитие нормальных для любой современной страны государственных институтов и правил, не предусматривалось — зачем это делать, если есть страна, которая обязана тебя содержать и защищать, и при этом ни она, ни, по причине твоего непризнанного состояния, другие страны не выдвигают к тебе никаких требований? Во главу угла в этой теории ставятся внешние признаки состоявшего государства, такие как суверенитет, независимость и внешняя атрибутика, которые признаются чуть ли не святыми, которыми ни в коем случае нельзя поступаться, в то время как тот факт, что эта независимость в реальности абсолютно ничем не подтверждается и страна буквально во всем зависит от России, считается непатриотичным и неверным.

Ошибкой России было то, что мы долгие годы никоим образом не старались разрушить этот миф, и в результате именно он стал в абхазском обществе доминирующим и стал отождествлять собой то «равноправие», которого эта страна требует от России. Это было такой же ошибка, как и та, что мы допустили на Украине, также долгие годы не противодействуя искусственно разжигаемым в обществе антироссийским настроениям.

Начиная с 2014 года ситуация в российско-абхазских отношения стала понемногу меняться. В российском обществе и в правящих кругах стало нарастать недовольство подобной идеей «равноправия по-абхазски» и имеющим тенденцию к бесконечности паразитическим характером абхазского государства. Москва резко — в 4 раза — с 4 млрд руб в год до 1 млрд руб — уменьшила Абхазии дотации. Поток российских туристов в эту страну также резко сократился, что произошло по причине появления в России двух новых туристических кластеров, совпадающих по цене и превосходящих Абхазию по качеству, — Крыма и Сочи. В условиях фактического отсутствия иных источников наполнения бюджета (или их очень слабой доли, в основном занимаемой турецким бизнесом по добыче полезных ископаемых и натуральных ресурсов) это поставило Абхазию на грань финансового краха и стало одной из самых серьезных причин свержения правительства А. Анкваба летом этого года. Пришедшая к власти в результате выборов команда нового президента страны Р. Д. Хаджимбы заявляет о проведении глубоких реформ в экономике, включающих создание благоприятного инвестиционного климата, строительстве реальной, «зарабатывающей» экономики, создании государственных институтов, работающих по закону, а не по родовым понятиям…

И вот здесь мы возвращаемся к проекту нового российско-абхазского государственного договора. По сути, этот проект представляет из себя строительство новой Абхазии, строящейся не на традиционной концепции «равноправия» в ее абхазском понимании, а на существующих реалиях и учитывающих интересы не только Сухума, но и Москвы. Россия предлагает Абхазии построить совместный интеграционный проект, имеющий черты существующих объединений, таких как ОДКБ, Таможенный и Евразийский союз. Отметим, о возможности и даже желательности участия Абхазии в подобных интеграционных проектах ранее неоднократно говорили сами лидеры Абхазии, хотя в тот момент тема обязательств с абхазской стороны не поднималась. Уверен, что если предложить нечто подобное «классово близкой» сестре Абхазии — Южной Осетии, то она примет это с огромной радостью и воодушевлением.

Более того, именно такой проект нужен Абхазии для упомянутых выше реформ, которые немыслимы без дополнительных российских инвестиций, более тесных связей с Россией и открытости российско-абхазской границы. Но реализация этого проекта невозможна без обязательств с абхазской стороны и без делегирования ею части своего суверенитета на наднациональный уровень, что вообще всегда является краеугольным камнем любого интеграционного объединения и имеет не политические и психологические причины, а совершенно практические и экономические. Так, некоторым абхазским политикам не нравится предлагаемая единая таможенная политика, которая не позволит Абхазии иметь собственные тарифы и таможенные правила по отношению к торговле с Турцией. Но как без этого иметь открытую границу с Россией? Ведь тогда турецкие грузы будут ввозиться по другому стандарту налогообложения и окажутся на рынках стран Таможенного союза, представляя собой нечестную конкуренцию произведенным там товарам. Напомним, что вопрос единых таможенных тарифах и правилах был и является, наверное, самым острым в дилемме самоопределения ЕС-ЕАЭС, стоявшей перед Украиной и Арменией, и Россия не пошла здесь на уступки, либо они носили небольшой и временный характер.

Проблема в том, что для нынешней Абхазии, обожествляющей «равноправие» и суверенитет, которые она в действительности в состоянии поддерживать лишь в искусственных «инкубаторских» условиях, по сути, из милости России, данная формула неприемлема, потому что ущемляет ее право вести независимую совершенно ни от чего политику с Турцией. Вся критика существующего проекта договора исходит именно от «нынешней Абхазии», базирующейся на менталитете своего «первородного права» на использование безграничной ресурсной базы России и на таком же праве на «дикую вольность», как описывал это состояние А. Пушкин.

Таким образом, предлагаемый договор ставит абхазов перед выбором проектов двух Абхазий — Абхазии старой, нынешней и новой, которая может быть построена вместе с Россией на других условиях. Возмущение приверженцев «старой Абхазии» понятно — они годами жили с осознанием того, что северный сосед им вечно «должен по жизни», а если что-то вдруг начинает идти не так, то достаточно лишь профессионально обидеться, надуть губы, и все вернется на круги своя. Вопрос в том, что окно возможностей для той Абхазии постепенно закрывается. И по внешним, и по внутренним причинам российская элита уже не настолько зависит от «картинки успеха», исходящей из Абхазии, а значит, доступ к ресурсам резко ограничивается и начинает обуславливаться определенными требованиями Москвы. Продолжение существующей практики приведет лишь к тому, что рано или поздно этнический абхазский проект, основанный на паразитировании на России и на архаичных методах саморегулирования, подойдет к своему логическому завершению. Повторяем, в условиях реальности существование нынешней Абхазии решительно невозможно.

Это в полной мере относится и к реформам, декларируемым командой Хаджимбы. При отказе от интеграции и при сохранении приверженности общества к архаичным родовым принципам организации их успех невозможен. Невозможен и потому, что повлечет за собой поддержание российских дотаций на минимальном уровне, и потому, что в условиях архаики нельзя будет создать работающие законы и государственный аппарат, а значит, и инвестиционный климат. Каким образом российский инвестор придет в Абхазию, если его там не охраняют ни законы, которые по факту не действуют, ни, как сейчас, Россия, а значит, он будет вынужден договариваться с местными кланами, для которых он — не имеющий поддержки в абхазском обществе — всегда будет представлять лишь объект для обворовывания? Именно это подтверждает весь предыдущий опыт российских инвесторов, обкраденных, а то и убитых в союзнице России — Абхазии.

Можно прогнозировать, что при неизменности существующих условий провал реформ нового кабинета станет очевидным уже в горизонте 1,5-2 лет. Тогда тема интеграции встанет с новой остротой, и вот тогда, а не теперь, делегирование России определенной части суверенитета уже может быть предложено России самой Абхазией, и мы вернемся к чему-то такому, что предлагается уже сейчас.

Но кроме «старой» и «новой» Абхазии есть и третий путь, выбор которого мы не можем исключать. Нельзя недооценивать способность абхазского общества к самоограничению и замкнутости, даже если это будет сопровождаться широким обеднением масс и опусканием в «каменный век». История нам показывает, что в выборе между общественным прогрессом с одной стороны и сохранением и нереформируемостью своего образа жизни, идущими со страданиями народа и национальной трагедией, с другой, абхазы могут выбрать нереформируемость и архаику. Этот путь может состояться, если в условиях отказа от интеграции, провала реформ и предоставления Россией минимального финансирования абхазы выберут закрытость и отказ от модернизации. Тогда «абхазский проект» тоже будет конечен, но насколько долго он продлится, сейчас сказать сложно. По крайней мере та же история свидетельствует, что добровольный уход в архаику не может быть вечен.

Важно, чтобы это был собственный выбор Абхазии. Если проект нового договора оскорбляет абхазов — не надо на нем настаивать. Нам тоже очень важно понять, каким будет выбор Абхазии и совпадет ли он с российским. Если совпадет — прекрасно, давайте идти вместе, ну а если нет, то надо будет определяться, действительно ли при таких расхождениях во взглядах на будущее Абхазия является союзницей и другом России. Помните, как говорил Конфуций: «Когда пути неодинаковы, не составляют вместе планов?»

Тогда надо поддерживать дотации на самом низком уровне, а если патриотично настроенные абхазы с этим не согласятся, то пусть обратятся за деньгами, допустим, в МВФ, а когда тот, естественно, выдвинет им кучу условий, по привычке обидятся и начнут заявлять, что МВФ им «не доверяет», «оскорбляет их» «хочет дружить с ними за конфетку», «ущемляет их суверенитет» и вообще хочет говорить о деньгах, «как о форме вхождения Абхазии» в МВФ.

Абхазы сами должны выбрать свой путь. В конце концов, кто-то из великих говорил¸ что общество всегда само виновато в своих проблемах, и чтобы встряхнуть его иногда лучше оставить его наедине со своими уроками… Андрей Епифанцев — специально для ИА REGNUM