Начиная серию интервью с представителями активно действующих в России исследовательских социологических центров, ИА REGNUM ставит своей целью "обновить" представления своих читателей о состоянии дел в отечественной прикладной социологии, её месте в отношениях власти и общества - внутри и вне России. Сегодня на вопросы агентства отвечает доктор социологических наук, президент РОМИР Холдинга Андрей Милёхин.

Какую долю в ваших исследованиях занимают прикладная политическая социология и собственно маркетинговые исследования?

Я всю жизнь занимался электоральными и медийными исследованиями, и считаю, что мало кто в стране знает столько о них. Могу сказать, что ни первая, ни вторая область не являются рыночными по определению. Потому что у исследования должен быть адекватный заказчик, методолог, аналитик, который может поставить задачу, выбрать подрядчика, правильно принять материал и на основе этого дать рекомендации. Но звено, которое соберет эту информацию и проведет первичную обработку результата, должно быть независимым по духу и по финансам. А у нас в России этого нет. Поэтому сегодня 95%, если не 98% нашего бизнеса - это маркетинговые исследования. И то, что мы успели "перескочить" - главное достижение всей моей трудовой биографии. Соскочить с очень притягательной области медиа-исследований, поскольку она всегда по определению коррупционна. Это еще дедушка Гэллап (Джордж Гэллап - основатель и первый президент международной исследовательской структуры Gallup Organization) говорил.

Я много общался с Гэллапами. Как-то спросил у одного из его сыновей: "как же так, идеи вашего отца лежат в основе исследований, медиаизмерений, вы первые их провели, почему вы не занимаетесь ими?". Он ответил, что это чуть ли не один из пунктов завещания Гэллапа - никогда не заниматься медиа-измерениями, поскольку они всегда будут коррумпированными, потому что находясь на стыке бизнеса, идеологии, влияния и манипулирования, ты будешь зависим от вышестоящих монополий или каких-то сверхзадач. Когда компания занимается исключительно общественно-политическими исследованиями, у меня сразу возникает вопрос - откуда она берет деньги? Я не очень доверяю такого рода структурам.

Поэтому так и получилось, что мы практически не занимаемся медиа и электоральными измерениями, хотя эта работа и дает ощущение причастности к свершениям...

А оно вам нужно?

Что ж лукавить, безусловно, оно где-то и нужно. Хочется быть причастным к великим делам, а великие дела - это, конечно, общество, государство, какие-то решения, способные кардинально менять историю. Хотя все это - иллюзия. Да, вы правы, уже наверное не так нужно.

Прогнозировали ли вы какие-либо серьезные перемены на медиа-рынке в период, когда занимались медиа-измерениями? Скажем, относительно средств доставки информации, аудитории, "схлопывания" газет, превращения телевидения в психотерапию?

Мы не занимались прогнозами, мы занимались измерениями. Кстати говоря, у нас была разработана первая пиплметрическая панель (TV метры, фиксирующие телесмотрение аудитории).

В тот период для меня самым большим потрясением стало первое участие в конференции NAB (National Associated Broadcasting) в Лас-Вегасе. Там мы поняли, что говорим с западными коллегами о разном. Они вообще живут в другом мире. Пока мы "митинговали" о рынке, рекламе, частотах и лицензиях, их волновала исключительно проблема контента. Там вся конкуренция давно в этом, поскольку средств доставки сигнала и вообще каналов доставки - тысячи. Основной вопрос, какой контент нужен потребителю, и какие есть способы показать этот контент. Я никогда не забуду, как нам говорили о каком-то гениальном успехе их проекта TV-Guide, который при 120 каналах мог легко манипулировать твоим вниманием за счет некой интерактивности.

Что же у нас? У нас все так же пытались контролировать 3-4 канала. Концепция была предельно простой: держишь три канала - фактически управляешь страной. Ну всё, уже всё! Сегодня мы на пороге некой революции. Уже сколько бы мы не пытались удержать контроль - уже идет проникновение интернета, идет скачками, еще один рывок и... Я вот телевизор не смотрю. Вы сами знаете, есть прослойка, которой невозможно управлять телевизором. Сегодня развивается кабельное и цифровое вещание, мобильное телевидение - мы все это тестировали, мы все это видели. Эти технологии - как сотовый телефон, который за год из дорогой игрушки превратился в самый распространенный бытовой прибор... Так что лично для меня уже тогда было понятно, что эта искусственная попытка удержать ситуацию в стране, управлять и манипулировать ею посредством трех телеканалов, вот-вот лопнет. И когда эту, извините, нишу отдали на откуп некой группе невероятно талантливых людей, которые на этом до сих пор делают очень большой бизнес - это было, наверное, правильным решением с точки зрения политики в тот момент. Но просто время заканчивается, а решения о том, что будет завтра, нет ни у кого.

Возвращаясь к социологии, закончу цитированием опять же дедушки Гэллапа. "Социолог никогда не может работать с властью", - это его слова, а не мои. Известно, что его в преклонном возрасте в первый и последний раз затащили в Белый дом. Он никогда там не был, он туда не ходил. Поэтому то, что у нас сегодня происходит... На самом деле, у нас в стране независимая социология пока не нужна.

Однако завещание дедушки Гэллапа тоже успешно растоптано. Главным флагманом электоральных измерений в предвыборный период в том же Закавказье является как раз Gallup.

А вы абсолютно правы. После того как он умер, пришли совершенно одиозные консультанты, и сегодня Gallup Organization - это инструмент политики США. От дедушки Гэллапа там кроме названия мало чего осталось.

Вы говорите, что социология не нужна. Мне это напоминает жалобы советских интеллигентов насчет того, что интеллигенция обязательно должна быть кому-то нужна. Я исхожу из того, что если твой бизнес, твоя наука нужны тебе, то этого вполне достаточно...

Мы говорили про власть. Мы-то очень востребованы. Вы просто начали говорить о том, нужна ли социология власти. Сейчас происходит удивительная ситуация. Просто необходимо договориться о терминах: вы говорите "социология", я говорю "исследования". Социология - это более узкое направление, это определение сквозит неким академизмом. На самом же деле, произошел огромный разрыв между термином "социология" и непосредственно исследованиями.

Образовательная наука еще пытается делать какие-то попытки, но специалистов для нашего бизнеса она не готовит. Все равно - пришел ли кандидат наук или студент первого курса - мы их заново учим, поскольку, в первую очередь, нужны навыки.

Если же мы говорим о market research, то это и есть бизнес - единственный на сегодня бизнес. Повторяю: ни медиа, ни политические исследования бизнесом не являются. Так вот, существует невероятный спрос на market research. Еще в 90-е мы ходили и объясняли что это такое, тогда мы казались некой экзотикой, все время что-то доказывали - все это было смешно, особенно на фоне того, что в России уже начинали действовать филиалы глобальных мировых компаний, и их немногочисленные клиенты в России начинали получать какой-то сервис - некий fast food. Мы же были всего лишь продвинутыми туземцами. С 2005 года ощущение такое, что исчезло ограничение в спросе. И именно это позволяет говорить, что ситуация во многом трагична, поскольку кроме нас, никого на этом поле не осталось.

В условиях неограниченного спроса и отсутствия конкуренции ваша компания должна была бы размножаться делением.

Так и происходит. У нас уже полная диверсификация, три специализированные компании - Ромир Мониторинг, Ромир Панель, Ромир Mystery Shopping, двадцать с лишним филиалов и партнерских компаний по всей России. Растем столько, сколько можем, единственное, что сдерживает, - это то, что людей не хватает. Есть всё - технологии, бренд, рынок, но где брать столько людей. Привозить из-за рубежа? Но сюда, кроме кембриджских двоечников и авантюристов, никто не приедет.

Весь исследовательский рынок сейчас выглядит следующим образом. Есть большое количество региональных компаний, групп или бригад - это просто полевые подрядчики, а часто просто шабашники. Есть достаточно большое количество семейных, бутиковых, нишевых агентств и команд - они все непрозрачные, как и весь наш малый бизнес. Среди последних есть и толковые, яркие, давно живущие. Но все это команды с выручкой до миллиона долларов и работающие в пределах малой группы от 3 до 25-30 человек - некий семейный бизнес. Они есть, они будут жить, но, к сожалению, никто из них не имеет шансов подняться выше, в первую очередь, из-за психологии самих хозяев-учредителей, из-за того, что они мешают молодежи вырасти, поскольку им самим тогда некуда будет деваться. У них нет ресурса, нет бренда, нет современных технологий.

Если говорить о структуре рынка и подниматься выше, то далее вы столкнетесь с тем, что после этих бутиковых агентств с большим отрывом идут 100% филиалы транснациональных корпораций. В мировом research`е, точно так же, как в российском, нет среднего бизнеса. То есть, либо вы нишевой, небольшой, гибкий, сидите в каком-то регионе, фармацевтику исследуете или являетесь гуру в недвижимости, либо должны быть игроком высшей лиги.

Ситуация грустная. Сейчас в России измерения рынков, включая такие важные, как медиа, коммуникации, розница, производят, в основном, филиалы транснациональных корпораций, и мы единственный конкурент, который с ними бьется. Бьемся успешно, но это ненормально. Мне это не нравится. Так не должно быть. А другие крупные компании - это не рыночные структуры. Вот сейчас попробуйте отрезать ВЦИОМ от дотационной соски, они же умрут в течение месяца. ФОМ - единственный, в этой нише вызывает у меня уважение. Ослон Александр Анатольевич - президент ФОМ - это человек, вызывающий у меня большое уважение, человек, который умудряется в этой нерыночной ситуации оставаться профессионалом и очень интересным, ярким человеком. Он и не пытается играть в рыночную компанию, у него есть своя ниша, которую он хорошо отрабатывает. Это нормально. Такие компании тоже должны существовать. Но я не терплю мутные структуры. Вот то, что называется ВЦИОМ, для меня мутная структура. Ну, работаешь на государство - работай достойно, зачем же еще пытаться что-то имитировать, играть в рынок?

А новые сопредельные рынки удается осваивать - Украину, Казахстан?

Да, конечно. Мы идем и на Украину, и в Казахстан, и Армению, и Грузию, но идем не напрямую - филиальная система в research`е не работает, тут же становится убыточной. Нельзя работать с шабашниками, они тебя подведут. Требовать от них качества, вкладывать в их обучение нерентабельно.

Мы делаем совместные компании, которые работают там и понимают всю ситуацию изнутри, входим в их собственность, получаем блокирующий пакет - 26%. Большинство нашей работы на указанных рынках ведется через совместные компании. Мы их обучаем, проводим семинары и конференции, учим как быть конкурентными, но при этом не берем ответственность за бизнес. С другой стороны, если кто-то по своим показателям рентабельности или по выручке соответствует нашим пожеланиям, то мы включаемся в бизнес. Например, в Питере за счет дополнительных инвестиций мы доводим свою долю в совместной компании до 51%.

Каковы Ваши краткосрочные и среднесрочные прогнозы относительно рынка общественных и маркетинговых исследований?

На рынке общественных исследований ничего не изменится, пока не будет конкуренции. Только конкуренция заставляет искать эффективные источники получения информации. Пока конкуренции нет, власть стабильна, слава Богу (для общества это пока хорошо), ничего там кардинально меняться не будет. Власть - а) не любопытна, б) - не очень ценит независимость...

В чем особенность нашего бизнеса - отчет он и есть отчет. И когда ты читаешь десять страниц или полторы страницы записки, то для тебя это бумага. Важно понимать, что за этой бумагой стоит - какая-то мифическая сеть, или же это работа какого-то агентства, или это агентство РОМИР. Это разные бумажки, они вроде бы одинаковые, но они разные.

Вы думаете, бюрократия этого не понимает?

Я не уверен. В электоральных исследованиях у нас была своя ниша - мы работали не на власть, а на бизнес. Моими клиентами были ИНТЕРРОС, МДМ Групп, ЛУКОЙЛ, московские бизнес-структуры. Это было в конце 90-х. И тогда был бесплатный ФОМ, бесплатный ВЦИОМ, а мы заработали тогда столько, сколько я сейчас не смогу заработать. Потому что бизнес ценил информацию - он бился за власть, хотел поставить туда своих людей, и им нужна была реальная картина. При этом нас принципиально не интересовало, на кого заказчик делает ставку.

Вторая группа клиентов - это западные посольства, международные фонды и зарубежные СМИ. Вот мои клиенты в электоральных исследованиях. Это клиенты, у которых были очень сильные аналитики, а Госдеп США - самый квалифицированный заказчик с которым я когда-либо сталкивался. Ты читаешь их техническое задание и ощущаешь, сколько туда мозгов вложено. И даже после таких клиентов, когда мы перешли на market research, поверьте, это принципиально разные вещи. Клиенты маркетинговых исследований, риски которых исчисляются сотнями миллионов, относятся к цифрам досконально. Мы только сейчас открываем двери крупному бизнесу. В списке наших клиентов начинают появляться "Даноны", "Нестле", "Марсы", "Крафт Фуды", "Кока-Колы". Вот если ты их прошел, то будешь с кем угодно работать. Ты не сможешь работать с ними нечестно, поскольку у них есть своя дистрибуция, своя статистика, сравнение данных по 60 странам. Мы ценим этих клиентов, и это дает нам независимость.

Вы сказали, что ситуация в России стабильная. На Украине и в странах Закавказья все в точности наоборот. Вместе с тем, тот же Gallup используется Госдепом в тех регионах, а Россия такой инструмент не применяет. Почему?

ВЦИОМ и ФОМ пытаются. Но они не умеют эффективно работать за рубежом. Сказывается слабое владение современными технологиями, отсутствие налаженных партнерских сетей. Они не умеют работать в условиях конкуренции. Я вижу, чьими услугами они там пользуются - это не самый лучший выбор, поверьте. В результате они получают то, что хотят.

Насколько репрезентативными могут быть результаты on-line исследований по общественно-политическим проблемам?

Сейчас проникновение интернета в России 30 с небольшим процентов. Поэтому, о какой репрезентации может идти речь. Это может быть репрезентативно только для анализа тенденций в определенных группах. Говорить об общенациональном общественно-политическом исследовании on-line - смешно. Для этого надо, чтобы проникновение было в 3 раза выше. И потом главное даже не в проникновении, а в скорости интернета и его качестве.