На днях американский журнал Atlantic опубликовал статью Доминика Тирни (Dominic Tierney) — профессора политических наук колледжа Свартмора (США), своего постоянного колумниста, «Ядерная сделка по Ирану: Мюнхен или Рейкьявик?», где автор оценивает дебаты по поводу иранской ядерной сделки «не просто схваткой за настоящее и будущее политики», но и «битвой за прошлое». Проводя историческую аналогию между Мюнхеном 1938 и Рейкьявиком 1986 года, он считает сделку с Ираном «практической попыткой стабилизации международного порядка», которая одновременно позволит Западу, как и в предыдущие годы, «следовать комплексной стратегии, направленной на изменение поведения своего противника». А что получит Иран?

После вступления в должность президента ИРИ Хасана Рухани, стало ясно, что новоизбранный глава государства намерен сменить внешнеполитическую тактику правительства. Уже тогда он заявил, что Иран решительно настроен договориться с Западом и снять с себя бремя ограничений. В этой связи до начала окончательного раунда переговоров в Лозанне, различные аналитические и экспертные круги предсказывали успех иранской дипломатии. И на то было множество объективных причин. Во-первых, сигналом тому, что переговоры стран «шестерки» с Ираном должны пройти конструктивно являлась публичная настороженность официального Тель-Авива. Последний весьма часто проявлял озабоченность еще до начала переговорного процесса, пытаясь тем самым повлиять на Обаму и его внешнеполитическое ведомство. После Лозанны Биньямин Нетаньяху призвал включить в будущее соглашение пункт «признание Израиля со стороны Ирана». Реакция Обамы не заставила себя долго ждать: «Предположение о том, что соглашение с Ираном, которое лишает его возможности создавать ядерное оружие, будет заключено только при условии, что Иран признает Израиль, — то же самое, как если бы мы сказали, что не подпишем договоренность до тех пор, пока иранский режим не изменится полностью», в жесткой форме заявил он. Это говорит о том, что до окончания своего президентского срока Обама намерен завершить урегулирование иранской ядерной проблематики, что, безусловно, добавит очков в копилку демократов на предстоящих президентских выборах в США.

Во-вторых, немаловажную роль сыграла и ситуация на Ближнем Востоке, которая усугубляется еще более быстрыми темпами, чем это было еще год назад. И если раньше тем или иным событиям предшествовали какие-то объективные внутриполитические и геополитические явления, то сегодняшняя среда в регионе характеризуется, прежде всего, высокой динамикой и неожиданностью возникновения тех или иных разрушительных процессов. На фоне этих процессов фрагментация Ближнего Востока уже становится неизбежной. В таких условиях, видимо, Запад постепенно пришел к пониманию того, что с Тегераном можно и нужно общаться не только по ядерной, но и по региональной тематике. На Ближнем Востоке Иран играет роль одного из ключевых игроков, что сегодня подтверждается его влиянием в йеменском кризисе и не только в нем. Тем не менее, западные союзники во главе с Вашингтоном намерены и дальше жестко реагировать на возможное участие Тегерана в каких-либо военных кампаниях в регионе. «Мы, конечно, не стремимся к конфронтации, но мы не откажемся от поддержки наших друзей и союзников и будем помогать тем, кто окажется под угрозой в результате возможных действий со стороны Ирана», — заявил 8 апреля Джон Керри. Не исключено, что по логике американского руководства, соглашения на переговорах стран «шестерки» должны быть компенсированы гибкостью иранской внешнеполитической стратегии в конфликтных точках. По задумке, иранское руководство должно «поумерить пыл», воздержаться даже от косвенного участия в конфликтных узлах и держать в голове исключительно свои экономические интересы, страдающие из-за санкций.

В-третьих, глубокий кризис в отношениях Москвы и трансатлантического альянса стал дополнительным фактором, который заставил правительства западных стран смягчить свою риторику в отношении Ирана. Логика здесь простая: не позволить Москве и Тегерану окончательно сблизиться в порывах антизападных настроений, с последующей трансформацией этих отношений в некий стратегический союз с возможным привлечением в него других региональных держав. Теоретически дуга Москва-Тегеран могла бы стать новой отправной точкой в формировании многополюсной системы мирового устройства. Кроме этого, свою роль в отказе от прежней жесткой линии предыдущего президента Ахмадинежада и формировании некой альтернативы Западу сыграло и аннулирование контракта на поставку ПВО С-300 со стороны Москвы все в том же 2010 году. Данное решение российских властей было воспринято иранцами весьма чувствительно. Руководство Ирана приняло это решение как некий показатель нежелания российского руководства связывать себя узами союза с опальным иранским режимом, что, для России без сомнений, означало бы ухудшение отношений с коллективным Западом. По всей видимости, новое иранское руководство сделало далеко идущие выводы, и желать чего-то большего в отношениях с Москвой не очень и хотело. Даже новые условия конфронтации России с западным миром иранское руководство не восприняло в качестве уникального шанса для заключения всеобъемлющего союза с Москвой в противовес западной политики.

В-четвертых, Иран, как возможный поставщик углеводородов на европейские рынки сегодня востребован, как никогда раньше. Данный тезис во многом связан и с предыдущим, где упоминается о глубоком кризисе Москвы и трансатлантической группы стран. Тегеран в будущем может стать хорошей альтернативой Москве в поставках газа в Европу. Диверсификация поставок голубого топлива — один из главных вопросов в глобальной повестке Европейского Союза (ЕС) после начала украинского кризиса. Президент Турции Эрдоган и глава государственной нефтяной корпорации Азербайджана (SOCAR) Ровнаг Абдуллаев уже заявили, что Иран может стать участником Трансанатолийского газопровода (TANAP). Помимо этого, эксперты отмечают высокую долю вероятности возрождения трубопровода «Парс» из месторождения «Южный Парс» (Иран) до Европы через территорию Турции, который в свое время был похоронен в связи с антииранскими санкциями. Как пишет Исмет Озкул в газете «Dunya», вряд ли Турции удастся «в полной мере воспользоваться этим огромным экономическим потенциалом, который находится прямо у нас под рукой… из-за ошибок во внешней политике» турецкого руководства".

Осложняется ситуация и в самом Иране. Президент Хасан Рухани сделал неожиданное заявление: «Мы подпишем договор только при условии, что санкции будут сняты в тот же день… Нам нужно соглашение, выгодное для всех сторон, участвующих в переговорах». Эти слова противоречат тем предварительным договоренностям, которые были подписаны 2 апреля в Лозанне. Согласно им, снятие санкций с Ирана должно происходить постепенно, по мере выполнения обязательств, взятых на себя Тегераном. Не ясно также, какие конкретные санкции подразумевал президент Ирана — введенные американцами и европейцами в частном порядке или санкции, инициированные СБ ООН. Ведь глава ИРИ уж точно знает, что отмена ограничений со стороны США еще должна пройти через Конгресс. Получается, Тегеран хочет «прощупать потолок» форсирования снятия ограничений, предвкушая широкие возможности и начало нового этапа в своем развитии. Главное — не переиграть эту партию.