На мою статью "Мог ли "дарить" в 1918 году Азербайджан Эривань армянам?", опубликованную 4 сентября ИА REGNUM неожиданно откликнулся "исторической репликой" доктор исторических наук, профессор Бакинского государственного университета Эльдар Исмаилов. Если вывести за скобки эмоции, которые, к сожалению, часто сопровождают самоуверенные выступления азербайджанских историков, уважаемый профессор поставил ряд вопросов, которые, похоже, нуждаются в дополнительных разъяснениях. При этом автор будет придерживаться прежнего правила: говорить языком только документов и фактов.

Итак, первый тезис Эльдара Исмаилова звучит следующим образом: "Шаумян желал встречи с лидером грузинского правительства Жордания, но тот от встречи уклонился. И тогда Шаумян предпринял поход на Тифлис". С севера его должен был поддержать Орджоникидзе во главе отрядов Красной Армии, а грузино-азербайджанскую границу должен был блокировать турецкий эмиссар Нури-паша. Тарасов заключает: "Этот сценарий предполагал развал Закавказской республики и, даже, большевистский переворот в Тифлисе". Итак, представлена "оригинальная" версия о союзе большевиков и турок в борьбе против национального грузинского правительства. При этом Тарасов явно запамятовал, что союз Жордания и Шаумяна был явно неуместен. Шаумян был наделен Лениным полномочиями Чрезвычайного Комиссара по делам Кавказа, и его резиденция должна была располагаться в Тифлисе. Шаумян, естественно, рвался к Тифлису. И поэтому его альянс с Жордания был невозможен. Еще менее был возможен союз Шаумяна с Нури-пашой".

Ответ: В декабре 1917 года Степан Шаумян был назначен чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа. С апреля 1918 года - он уже председатель Бакинского Совета народных комиссаров (СНК) и комиссар по внешним делам. 12 апреля 1918 года в печатном органе петербургского комитета большевиков газете "Вечерние огни" (№ 19) печатается сообщение следующего содержания: "За подписью Ленина, Сталина, Чичерина и Луначарского опубликован следующий декрет о Чрезвычайном комиссаре Южного района. Чрезвычайному комиссару Совета Народных Комиссаров тов. Орджоникидзе поручается организовать под своим председательством временный Чрезвычайный комиссариат Южного района, объединяющий деятельность с Совнаркомом комитетов Донской области, Терской области, Черноморской губернии, всего Северного Кавказа, включая Баку. Цель комиссариата - неуклонное проведение директив Центральной Советской власти на суше и на море, концентрирование борьбы с буржуазной контрреволюцией, упрочение Советской власти в районе своей деятельности, поддержание прямой связи областных Советов с Народным комиссариатом".

Уважаемый профессор Эльдар Исмаилов, это означает, что в апреле 1918 года Степан Шаумян был юридически смещен с должности чрезвычайного комиссара по делам Кавказа. Это - во-первых. Во-вторых, обратите внимание на то, что полномочия Орджоникидзе распространялись до "включая Баку". То есть Шаумян по большевистской иерархии, как глава Бакинского Совета, переходил в прямое подчинение Орджоникидзе.

Теперь о блоке Шаумяна с Жордания, что господин Исмаилов вообще ставит под сомнение. Открываем Полное собрание сочинений В.И. Ленина, т.50, стр. 82 и читаем: "С. Г.Шаумяну. 24 мая 1918 г. Москва. Дорогой товарищ Шаумян! Пользуюсь оказией, чтобы еще раз послать Вам пару слов (недавно послал Вам письмо с оказией; получили ли Вы?). Положение Баку трудное в международном отношении. Поэтому советовал бы попытать блок с Жордания. Если невозможно - надо лавировать и оттягивать решение, пока не укрепитесь в военном отношении. Трезвый учет и дипломатия для оттяжки - помните это. Наладьте радио и через Астрахань пошлите мне письма. Лучшие приветы. Ваш Ленин".

Этот период характеризуется обострением в Москве борьбы между большевиками и меньшевиками, во главе которых стоял Юлий Мартов. 26 и 27 марта 1918 года в центральном печатном органе большевиков газете "Правда" появились статьи главы Наркомнаца РСФСР Иосифа Сталина "Контрреволюционеры Закавказья под маской социализма". Описывая события в Закавказье с октября 1917 года, он обвинил лидеров меньшевиков - Чхеидзе, Гегечкори, Жордания - в том, что они "сбросили социалистические побрякушки и вступили на путь контрреволюции, прикрывая своим партийным знаменем мерзости Закавказского комиссариата". Речь шла о том, что в декабре 1917 года по приказу Закавказского комиссариата находившиеся под меньшевистским влиянием национальные части захватили арсенал в Тифлисе, разгромили большевистские газеты. Затем Закавказский комиссариат приступил к разоружению возвращавшихся с Кавказского фронта в Россию воинских частей. В январе 1918 года у станции Шамхор (близ Гянджи) и Хачмаса (около Баку) были убиты и ранены тысячи русских солдат. Вслед за этим последовал расстрел демонстрантов в Александровском саду в Тифлисе. Затем начались не менее трагические межнациональные столкновения в Баку (мартовский мятеж 1918 года). Однако этим событиям центральная меньшевистская печать почти не уделила никакого внимания. Как отметил в этой связи Лев Троцкий, "на Кавказе борьба социал-демократии за "демократию" приобретала в некотором роде символический характер". Смысл таких символов заключался в том, что грузинские меньшевики, не покидая формально ряды РСДРП, стали проводить в крае "национальную кадровую политику", выдавливая из него "пришлый элемент". Как глава Наркомнаца и знаток кавказских проблем, Сталин отвечал и за ход событий в этой части бывшей Российской империи. Так родилась идея переворота в Тифлисе. Внутри грузинской социал-демократии ставка делалась на группу меньшевика Церетели, члена ЦК РСДРП, которая выступала за подписание соглашения с Советской Россией для организации борьбы с турками и немцами. Он тогда заявлял, что "революция в России одна, но нужно, чтобы ее не раздавила ноша разделения на непримиримые лагеря". В самом Тифлисе в начале апреля 1918 года должно было вспыхнуть восстание местного военного гарнизона. К тому времени к Тифлису должны были подойти и красногвардейцы Бакинской Коммуны. Для этой цели Москва командировала в Баку переведенные с Украины отряды Муравьева. В этой связи в газете "Вперед" появилась публикация Мартова "Еще раз об "артиллерийской подготовке". Он открыто заявил, что московские большевики готовят поход на Кавказ "в целях выполнения обязательств, которые взял на себя Ленин в Бресте: отдать Батум, Карс и Ардаган Турции". 26 апреля 1918 года партийный орган российских меньшевиков газета "Новая жизнь" печатает сообщение Петроградского бюро ЦК РСДРП: "Большевики из Терской области и из Владикавказа решили покончить с закавказским сеймом, где преобладают меньшевики и социалисты-революционеры, организуют карательную экспедицию по следующим направлениям: первая из Владикавказа на Арывин через Мамиконский перевал в Кутаисскую губернию, второе - по Военно-грузинской дороге в Тифлис, третье направление - с востока ударные отряды Бакинского совета. К экспедиции подключен и брат известного авантюриста Энвер-паши Нури, который должен поддержать переворот в Тифлисе выступлением из Елисаветполя к Красному мосту с прибывшими через Персию турецкими отрядами".

Сталин был взбешен этим выступлением Мартова и обвинил его в "грязной клевете". Мартову была вручена повестка прибыть в суд Московского Революционного трибунала. Мартов затребовал вызвать в качестве свидетеля известного грузинского социал-демократа Исидора Рамишвили, Ноя Жорданию и даже Шаумяна. Все дело было в том, что после разгона большевиками в январе 1918 года Учредительного собрания у меньшевиков родилась идея противопоставить большевистской "троице" - Ленин-Троцкий-Сталин меньшевистскую - Плеханов-Мартов-Церетели. При этом заметим, что в апреле 1918 года в составе Московского Совета года меньшевики имели солидную фракцию - 42 мандата. Поэтому действия Юлия Мартова напоминали сложную многоходовую политическую комбинацию, в которой Грузии отводилась роль "демократического плацдарма", с которого можно было повести наступление на Москву. Ему удалось переправить в Тифлис запросы своим "грузинским товарищам по партии" о подготовке "письменных свидетельских показаний" и относительно революционного прошлого Сталина. Однако Чхеидзе, Гегечкори и Жордания не ответили Мартову. В 20-х числах апреля 1918 года заседания трибунала по делу Мартова были все же прекращены "по причине его неподсудности". Это вызвало резкие возражения со стороны некоторых членов Центрального Исполнительного Комитета. Вечером 23 апреля, в бывшей гостинице "Метрополь" на заседании ЦИК нарком юстиции Петр Стучка потребовал пересмотра дела. Судя по всему, проблема заключалась в том, что обвинения, высказанные Мартовым в адрес Сталина, были не только публично озвучены, но и растиражированы в многочисленных газетах того времени. Переубедить судей трибунала Сталину не удалось. Но Мартову удалось сорвать готовившийся переворот в Тифлисе. 14 июня 1918 года его исключили из состава ВЦИК вместе с рядом других меньшевиков по обвинению "в содействии контрреволюции, в поддержке белочехов, участии в антисоветских правительствах, образовавшихся на востоке страны, в организации восстаний против Советской власти".

Теперь о втором тезисе профессора Эльдара Исмаилова: "Тарасов выдвигает новый довод и пишет: "Гянджинские турки", как выяснилось позже", ориентировались не на официальный Стамбул, а на Мустафу Кемаля. Неужели в 1918 году кто-то из политиков ориентировался на Мустафу Кемаля? Станислав, одумайтесь! Речь ведь идет не о 1920 годе".

Мы одумались, уважаемый профессор, и приводим документ, выявленный нами в историческом архиве Северной Осетии (Архив СОНИИ, ф.з-35, оп. 1, ед. хр.8,стр.1-6). Это отчет Осетинского Народного Совета о работе Константинопольской конференции, подготовленный Бамматовым и Халиловым. Дата 1 ноября 1918 года. Цитируем: "Конференция созвана по предложению Турции. Приглашение получили все образовавшиеся на Кавказе новые государства: Азербайджан, Армения, Грузия и Северного Кавказа (так в документе - С.Т.) Делегации названных республик с 20 июня сидят в Стамбуле в ожидании конференции, которая однако до сих пор не приступила к занятиям. Неизвестно, когда состоится эта конференция. Вопрос о Кавказе вообще не был решен между Турцией и Германией. Мусульмане Кавказа, особенно Азербайджан, не скрывают своих чувств и с самого начала открыто заявили туркам о своем желании воссоединиться с Турцией. Но председатель делегации Азербайджанского правительства Мамед-Эмин Расул-заде, лидер партии "Мусават", заявил, что является ревностным сторонником не Халифата, а тюрской национальной идеи. Он федералист в широких рамках тюркизма, мыслит не одно централизованное государство, а несколько независимых государств, заявляет, что вскоре во Внутренней Анатолии появится лидер Кемаль, Он, по мнению Мамед-Эмина, стремится к объединению народов только на принципах национализма. Религии должно быть отведено подобающее ей место и только на ней нельзя больше строить государство. Мысли Мамед-Эмина находят отклик в некоторой части турецкого общественного мнения. Но в Османской империи в оппозиции этому остается лишь Энвер-паша, который является сторонником другого взгляда, именно исламизма".

Что касается третьего тезиса Эльдара Исмаилова, касающегося "не сложившегося в сознании Тарасова блока меньшевиков, большевиков, мусаватистов и турок", то мы частично ответили уже на этот вопрос. Заметим только, что о необходимости роспуска Бакинского Совета, организации переезда азербайджанского правительства из Гянджи в Баку, проведение выборов в Учредительное Собрание Азербайджана, упоминается в обнаруженном нами в Астраханском областном историческом архиве письме Григория Карганова от 5 июля 1918 года в Москву (заметим в скобках, что не дошло в Кремль и "застряло" в канцелярии Сталина). Карганов пишет, что по указанию из Астрахани Шаумян в конце июня 1918 года начал переговоры с правым эсером Саакяном, дашнаками Аракеляном, Нуриджаняном, Мелик-Еолчаном, Амазаспом, полковниками Авитисовым и Казаровым, и представителем Азербайджанского национального Совета Бебут- Ханом Джеванширом. Джеваншир, например, советовал Шаумяну провести в руководство Бакинского совета Мешади Азизбекова, азербайджанца, чтобы исчезали обвинения в адрес большевиков в том, что они поддерживают в "азербайджанском Баку армянскую советскую власть". Шаумян, как отмечает Карганов, согласился. Что из этого вышло - хорошо известно.