14 лет было девочке Алине, которая застрелила девочку Машу, а потом совершила суицид. 14 лет Андрею и Марату — героям уже ставшего культовым «Слова пацана».

Иван Шилов ИА Регнум

Психологи говорят, что 14–15 лет самый опасный возраст как для самого подростка (суицид), так и для окружающих (выбор криминального маршрута). В чем тут дело? Пубертат? Выброс гормонов, с которым не справляется психика? Не только.

Именно в 14 лет подростки окончательно понимают, что даже самые хорошие родители их обманывали. И именно самые добрые порой больше всего. Чем большей любовью их окружали в семье, тем больнее столкновение с реальностью. Впрочем, если в семье было и есть равнодушие, тоже не легче. Жизнь гораздо страшнее, циничнее, тяжелее, чем вчерашние дети могли себе представить. Конечно, острота этого переживания у всех разная, но вряд ли есть те, кто полностью от него избавлены.

Причем в «Слове пацана» хорошо показано, что «добрые советские мультики» точно не защита от того, что, посмотрев их, герой спокойно выйдет на улицу и проломит кому-нибудь голову. Или, наоборот, убьет себя. Потому что эти мультики тоже врут…

Трагедия детей — это всегда следствие предательства взрослых. И часто взрослые предают не нарочно, они по-другому и не могут. Они просто не понимают, с каким ужасом и безысходностью сталкивается их ребенок, ставший жертвой буллинга, например. Ведь эта проблема традиционными взрослыми средствами — провести беседу с обидчиком, обсудить на классном часе, вызвать родителей в школу и т.п. — вообще не решается. Только хуже будет. Это все имитация решения. Так же, как и металлоискатели… Нельзя что ли после школы обидчика встретить?

Наблюдал однажды презентацию книги проповедей очень уважаемого и очень пожилого священника, и тот дал очень характерный ответ на вопрошание из зала. А оно сводилось к тому, что нынешним подросткам, мол, невозможно объяснить, почему надо совершать «добрые поступки». Они не понимают зачем. И даже апелляция к конкретным примерам не помогает.

Вопрошавший, организатор какого-то молодежного клуба, рассказывал: «Вот говорю им, например, упал на улице прохожий — неужели его не надо поднять?» «Не надо, — говорят, — пусть сам по телефону Скорую вызовет». «А если нет телефона?». «Ну, сам виноват». «А если с вами самими такое случится?» «Ну, и пусть… сами будем виноваты». «И как же до них достучаться?»

Что же ответил батюшка? А нечто невразумительное. Мол, вот раньше-то таких вопросов ни у кого не возникало. И неожиданно порекомендовал слушать «добрые советские песни».

«Пацаны» их слушали до тошноты. Помогло? На самом деле, почему-то даже тот батюшка не осознает (хотя он-то обязан), что в нашем обществе любовь к ближнему отнюдь не является социально одобряемой стратегией. Разве этому учит «семья и школа»? Да чему угодно, но только не любви к ближнему. Потому что и учителей этому не учили. В советское время тем более такой установки не было. Тогда все усугублялось еще и циничным враньем про строительство коммунизма.

Но нет такой стратегии и на Западе. Там — толерантность. Но толерантность — это уж точно не любовь, это равнодушие, на самом деле.

Так как же быть с упавшим прохожим? Как быть с безысходностью травли? Дождаться принятия соответствующего закона и при каждом намеке на ее проявления полицейского вызывать? Поможет, думаете?

Global Look Press/Bernard Jaubert/imageBROKER.com

Какой ответ на жесткость мира давали и дают «пацаны»? Ты можешь ответить на его вызов, если «пришьешься» к конкретной форме жестокости. К той, которая, если что, будет за тебя, против этого мира. Так можно социализироваться и обрести почву под ногами и даже «ценности» через «пацанство». Правда, проблема в том, что это мнимое решение. Фильм показывает даты гибели, определенные для каждого из пацанов — когда их жестокость обернется против них же и их уничтожит.

Не всегда и не везде складываются такие экстремальные условия, как в Казани 80-х годов прошлого века. Но везде подростки сталкиваются с вопросом социализации. И «пацаны» были далеко не единственной формой обрести в жестком мире своих. Вспомните, какое было многообразие молодежных субкультур еще сравнительно недавно: хиппи, панки, металлисты, рэперы, скины и пр. Многие были далеко небезобидны. Но это тоже была форма социализации. Сейчас тоже, конечно, есть какие-то сообщества аниме-поклонников. Но они не сопоставимы с прежними форматами.

Сейчас одиночество часто может оказаться тотальным и фатальным. И ситуация усугубляется одной особенностью эры интернета, которая, похоже, еще не осознана. А именно она ведет к тому, что подростки стали расставаться с жизнью по ошарашивающе нелепым (как кажется взрослым) поводам: обида на учительницу (а она даже не поняла за что), задали слишком длинное стихотворение (родители тоже не поняли, насколько это, оказывается, серьезно). В обоих случаях суицид выбрали 15-летние.

В интернете можно увидеть циничные и одновременно глупые (впрочем, цинизм всегда глуп) комментарии, что, мол, слишком «нежные» подростки стали. Допустим. И что? Надо их предать, оставить один на один с миром, который не они создали и в котором им по каким-то непонятным до конца причинам однажды становится просто невыносимо оставаться?

Попробую предложить версию. Она не претендует на то, чтоб быть единственным объяснением. Но, как мне кажется, это важная составляющая. Новое поколение почти с рождения в интернете. И помимо множества как замечательных, так и негативных его свойств есть одно фундаментальное: легкость изменения картины перед тобой — один клик — и ты уже совершенно в другой атмосфере, в потоке совершенно иной информации и иных образов. Предельно легко уйти от чего-то неприятного или даже просто ненужного тебе. И предельно легко оказаться в оптимальном для тебя лично разделе виртуальной вселенной. Но в реальной жизни все совершенно, радикально не так.

Подросток находится в ситуации фатальной обреченности, если сталкивается с тем же буллингом. Родители, если даже у них было нечто подобное в собственном прошлом, просто не способны понять, что их ребенок воспринимает это гораздо острее. И в какой-то момент решает выйти из ситуации «одним кликом» — суицидом.

Причем, у родителей часто есть иллюзия понимания детей. Потому что их не шокирует молодёжная мода или музыка, как это было, например, в их отношениях с собственными «предками». И им кажется, что они более или менее на одной волне. Но это не так. Они входили в жизнь, при всей ее жестокости, через прямое восприятие реального мира. А для их детей первичен уже виртуальный, в котором все гораздо проще. И поэтому сложность и «неотменяемость» реального для них может оказаться просто невыносимой.

Каков же выход? Вы думаете его можно найти в финале этой колонки? Нет, единственный ее смысл указать на то, что проблема гораздо сложнее, чем кажется. И для ее решения надо для начала осознать вещь совершенно бесспорную: именно 14 лет (плюс-минус) — это возраст повышенной опасности. Это должны учитывать и родители, и система образования. Необходимы реально серьезные психологические программы, учитывающие специфику новых поколений. Нужны священники, которые будут учить прихожан, что главная заповедь — «любите друг друга». А что и когда можно есть, а чего нельзя, Христа вообще не волновало. Нужны учителя, которые осознают все вышеперечисленные особенности и риски нынешней, ни с чем не сопоставимой эпохи. Откуда же они все возьмутся?

Ну, если правильно сформулировать задачу, то ничего принципиально невозможного нет. Но, конечно, гораздо проще закупить новые металлоискатели…