Один из лидеров грузинской оппозиции, экс-посол Грузии в ООН Ираклий Аласания дал интервью российской газете "Коммерсант", которое издание публикует сегодня. И.Аласания, в частности, ответил на следующие вопросы:

Вы ждете досрочных выборов - парламентских или президентских?

Политический календарь выборов будет основным вопросом в переговорном процессе с правительством. То, на чем мы концентрируемся в первую очередь, это изменение системы выборов. Без этих изменений нет смысла участвовать в выборах, потому что сейчас они полностью контролируются властями. Когда мы добьемся новой системы выборов, мы будем готовы участвовать во всех досрочных и недосрочных голосованиях.

А почему вы думаете, что власти пойдут на изменение выборного законодательства?

Другой альтернативы у них нет. Саакашвили должен думать, что он оставит после себя в истории Грузии. Свои предвыборные обещания в отношении целостности Грузии он не смог выполнить. Обещанная им интеграция в НАТО тоже теперь нереальна, по крайней мере в правление Саакашвили. То, что он реально может оставить после себя, это демократическое преобразование и демократическая передача власти другим политическим силам. Поэтому я оптимист в том, что переговорный процесс с правительством даст конкретные результаты. Альтернатива этому не эволюция, а революция. А этого ни общество, ни политические силы в Грузии не допустят.

Вы готовитесь к президентским выборам?

Я уже говорил, что мы готовы участвовать во всех выборах, но для этого должны сначала изменить саму систему выборов. Да, у нас есть политические амбиции, и я буду участвовать в выборах, но главное, это тот диалог с народом, который мы будем вести в регионах. Люди не понимают многие процессы во внутренней и внешней политике, и от этого в Грузии большие проблемы. Мы хотим им объяснить все.

А если вас спросят, как вы собираетесь решать проблему Абхазии и Южной Осетии?

Это самый болезненный вопрос для Грузии. Я был участником переговорного процесса с абхазами на протяжении нескольких лет. Могу уверенно сказать, что мы будем решать эти вопросы только мирным путем. Военного решения у этой проблемы нет. Второе - мы должны воссоздать прямой диалог с абхазами и осетинами. Мы должны сосредоточиться в первую очередь не на политических проблемах и статусе этих регионов, а воссоздать отношения между народами. Это можно сделать совместными экономическими, культурными и другого рода проектами, которые могут финансироваться европейскими структурами. Путь к урегулированию долгий, но я уверен, что в конце этого пути мы добьемся взаимопонимания с абхазами и осетинами, как нам устроить совместную государственность.

Незадолго до войны в Южной Осетии вы были в Абхазии и предлагали план урегулирования конфликта. В нем как раз все это было: и финансирование совместных проектов евроструктурами, и диалог. Но ничего не получилось.

Когда в мае 2008 года мы c де-факто министром иностранных дел Абхазии обсуждали этот документ, то нашли взаимопонимание. В этот документ обе стороны вложили основные принципы, которые хотели там видеть. Это невозобновление военных действий и принципиальная позиция абхазской стороны о возвращении беженцев. Мы также договорились, что те условия безопасности, которые абхазы хотели видеть в Кодорском ущелье, будут обсуждаться отдельно. На этих условиях мы могли тогда подписать этот документ. Если бы мы его подписали, это позволило бы избежать эскалации конфликта.

Но, к сожалению, было много контраргументов с обеих сторон. В то время из России в Абхазию уже были введены дополнительные силы, в том числе железнодорожные войска, подразделения других военных ведомств РФ, и процесс подготовки к военным действиям был, к сожалению, начат.

А в этом документе предполагался статус Абхазии?

Нет, мы не затрагивали статус Абхазии. Этот вопрос должен был обсуждаться позднее в формате переговоров.

Вы, судя по всему, говорите о плане Штайнмайера, но там статус Абхазии был прописан - это конфедеративное устройство.

Мы этот момент не обсуждали, потому что для него нужно было время. Ряд формулировок, которые нам дал план Штайнмайера, мы хотели бы доработать, но в целом концептуально они отражали интересы грузинской стороны. И абхазской тоже.

И вы считаете, что именно Россия не дала вам подписать это соглашение?

Да, потому что процесс, который уже был создан дополнительным российским военным присутствием (я не говорю о миротворцах), был одним из важных факторов, которые не дали нам договориться. Мы не смогли помешать этому процессу.

Почему президент Саакашвили и правительство не учитывали ваши рекомендации по Абхазии?

У них были другие позиции и подходы.

То есть они хотели войны?

Нет. Но их главной проблемой было недоверие - к международным структурам, которые за 13-14 лет не смогли помочь Грузии урегулировать конфликт, к российским миротворцам, к абхазскому де-факто правительству. Когда мы начали переговоры в 2005 году, главным моментом для нас было создать такие личные отношения между переговорщиками, которые позволили бы выйти за рамки этих предрассудков. Мы говорили, что по-разному оцениваем события начала 90-х, но мы уже не можем исправить прошлое, в котором обе стороны потеряли очень многое, поэтому мы должны сделать все, чтобы такое не повторилось. И это имело позитивное воздействие. Абхазы начали приезжать в Тбилиси, я был несколько раз в Сухуми, мы вели диалог.

Вы тогда предлагали подписать договор о невозобновлении военных действий?

Да, но у властей Грузии были свои соображения, кто и как будет гарантировать этот документ: российские миротворцы или коллективные европейские силы. Конечно, в группе друзей, которая тогда работала в этой сфере, была и Россия. И она была заинтересована в том, чтобы ее миротворцы были основными гарантами. А с нашей стороны это вызывало недоверие. Это было главным препятствием к урегулированию.

Кто, по-вашему, главный виновник войны в Южной Осетии?

Мы сможем это понять, если посмотрим на факты. Факт, который неоспорим сегодня, Россия вела агрессивную войну против суверенной Грузии. Факт и то, что Россия сейчас оккупирует значительную часть Грузии - Абхазский и Цхинвальский регионы. Никакого оправдания этим действиям с международной правовой точки зрения нет. Для меня очевидно, что военные действия, которые велись против Грузии, нелегитимны, и реальность, которая создана с помощью военных действий, никогда не будет принята международным сообществом. Даже те государства, которые лояльно относятся к РФ, не поддержали независимость Абхазии и Цхинвальского региона. Это значит, что действия РФ оцениваются в мире как неправомерные. Для нас также неоспоримым фактом является то, что в Цхинвали была этническая чистка грузинского населения и сейчас большинство этих людей не могут вернуться в свои дома. Конечно, мы должны еще посмотреть, какие выводы сделает комиссия ЕС Хайди Тельявини. Какие силы и где были расположены 6, 7 и 8 августа. Только после этого мы будем точно знать, как была спровоцирована эта война.

Но вы не можете отрицать тот факт, что Михаил Саакашвили первым ввел войска в Южную Осетию.

Я могу высказать мое личное мнение: наши действия не были адекватными. Мы должны были знать, какие последствия может иметь то военное присутствие, которое Россия имела на Северном Кавказе в те дни. Они там тренировались, чтобы оказать помощь своим миротворцам в Цхинвали. И Саакашвили сделал много ошибок в те дни. Ошибся, когда недооценил российское военное присутствие на Северном Кавказе. Недооценил наши военные возможности, когда хотел предотвратить военным путем эскалацию конфликта. И, конечно, он переоценил уровень и степень влияния Запада и США на политику российских лидеров.

Из сказанного вами выходит, что Саакашвили всего лишь поддался на некую провокацию с российской стороны?

Да, безусловно. Те движения, которые российская сторона предприняла в Абхазии, когда ввела туда железнодорожные и другие войска и когда начала легитимировать отношения с Сухуми, были только частью провокации.

А что вы бы сделали на месте Саакашвили?

Мы не должны были включать свои военные силы в эту провокацию. Мы должны были сделать все, чтобы международное присутствие, которое там было, оказалось вовлечено в процесс предупреждения конфликта с самого начала эскалации, когда сепаратисты начали массированно обстреливать грузинские села.

Считаете ли вы российско-грузинские отношения обреченными?

Альтернативы возобновлению российско-грузинских отношений просто нет. И Россия, и Грузия не смогут думать о долгосрочной стабильности в регионе, если мы не будем иметь прямой диалог. Уверен, что в будущем такой диалог состоится. И частью этого диалога должно быть выполнение российской стороной тех международных обязательств, которые подписали президенты Медведев и Саркози. В то же время мы должны думать о воссоздании контактов на уровне народной дипломатии, потому что у нас есть исторически сложившиеся отношения с Россией. В Грузии никогда не было антироссийских настроений, в России, думаю, тоже сейчас отношение к грузинскому народу позитивное, и я уверен, что в будущем мы найдем общий язык.

Вас считают будущим президентом Грузии. Говорят, что на вас сделал ставку Вашингтон, потому что вы проамериканский политик. Вы согласны с такой оценкой?

Совершенно не согласен. Это соображения тех людей, которые не совсем понимают динамику мировой политики. Власти США не поддерживают кого-то конкретно. Они поддерживают демократические преобразования в Грузии. Конечно, у них здесь свои интересы, потому что стабильность в Грузии связана со стабильностью всего Закавказья. Но они никогда не поддерживают какого-то политика конкретно. Я недавно был в США и увидел, что ту помощь, которая идет в Грузию, они хотят сфокусировать на демократических реформах в нашей стране. И $20 млн, которые они уже выделили, это демонстрация той политики, которую они ведут в отношении Грузии...