Этот текст, скорее, является рефлексией на статью Олега Неменского и представляет мои мысли по поводу некоторых проблем, поднятых коллегой. Я не буду здесь останавливаться на всех вопросах, затронутых в статье Неменского, а просто порассуждаю о том, на что я отреагировал сразу при прочтении текста. Сейчас на самом деле интересно наблюдать за баталиями, развернувшимися на историко-идеологическом фронте. То ли они влияют на политику, то ли она на них.

Вот и происходит то, что российское прошлое становится разменной монетой в создании новых образов национального бытия. "Единственное определённое направление российской политики (как внутренней, так и внешней) - это бегство от исторического прошлого, от всего того, что хоть как-нибудь определяло бы её место в мире за исключением географии", - пишет Олег Неменский. Позволю себе немного не согласиться с такой трактовкой. Современная Россия вряд ли бежит от прошлого. Она в лице людей, создающих идеи для массового использования, пытается вписаться в иной шаблон, естественно, с иным прошлым. То есть историческое прошлое заменяется неким суррогатом, который считается настоящим, так как пользуется сегодняшней терминологией. Поскольку реальное прошлое не очень соответствует новым шаблонам, надо из него выбирать определённые факты. Именно поэтому прошлое сокращается, ведь определённых, "идеологически правильных", фактов намного меньше, чем всей совокупности фактов прошлого в целом. При написании истории как повествования о событиях и объяснения, почему всё так случилось, есть один интересный момент. Называется он, если не ошибаюсь, телеологическая концепция истории. Смысл этой концепции в том, чтобы найти в прошлом именно такие факты, которые подчёркивают логичность именно такого нынешнего положения или именно такого нынешнего набора идей. То есть, читая книги, написанные с точки зрения телеологической концепции, потребитель исторического знания сам понимает, что именно так и должно было произойти, ведь факты, подаваемые в книге, прошли строгий отбор, поэтому узнавая их можно сделать только "правильный" вывод. Примером такого использования фактов могут служить некоторые исторические книги советского периода. Так называемые национальные историографии постсоветского пространства в 90-е годы ХХ века широко использовали раздувание мелких, но националистически окрашенных фактов истории до размеров массовых "национальных движений". Телеологические мотивы используются не только в истории, но и в политологии, философии... Словом, там, где есть возможность манипулировать в сфере идей и смыслов. Грешат применением телеологии все постсоветские и постсоциалистические страны, да и остальной мир не безгрешен. Сразу же оговорюсь, телеологическая концепция истории была, есть и будет, поскольку надо же как-то воспитывать чувство патриотизма или какого-нибудь его заменителя, надо прививать гордость за свою страну, надо, в конце концов, обосновывать право молодых локальных государств на свою самостоятельность. Кроме того, надо объяснить гражданам своего государства то, что страна является "цивилизованной" или следует по пути, в конце которого станет "цивилизованной".

Современная Россия больна этой концепцией. Она западнируется. Используем именно это слово, оставив термин "вестернизация". Вестернизация - это больше перенимание западных норм и ценностей, западнизация - это адаптация западных норм и ценностей, как их понимают или интерпретируют, к русской почве. Причём адаптация до такого уровня, после которого эти нормы и ценности уже не являются западными в полном смысле, а всего лишь какими-то пародиями или очень отдалёнными подобиями. В итоге Запад по-прежнему не видит в России "цивилизованную" страну, тем более, западную. Он попросту не может заметить что-то своё, родное, западное в том явлении, которое было обработано русским сознанием и культурой. Россия внешне старается походить на Запад, а на деле сложно сказать, что она из себя представляет, скорее всего, она и сама этого не знает. Поэтому для Запада Россия так и останется недопонятой страной, а недопонятый всегда опасен, ведь логику его решений или поведения сложно просчитать. Именно поэтому соглашусь с Олегом Неменским в том, что Россия так и не стала частью Запада. Слишком разные культурные основания, хоть и вышедшие когда-то из христианства. Россия вряд ли вообще может стать частью Запада. Подумайте, сколько Западов поместится в Россию, и может ли Запад переварить территорию, большую, чем он сам. Скорее всего, он просто откажется от действия, не имеющего смысла. При этом Россия нормально может и должна перенимать западные традиции и нормы, если они адекватно лягут на российскую ментальность. Россия может и трансформировать западные идеи в удобоваримые для себя. Закрываться от кого бы то ни было бессмысленно, так как запретный плод сладок.

Для большинства россиян Запад является престижным. В своё время западные образцы поведения и отношений были преподнесены как идеальные. Это закрепилось в сознании. А поскольку Россия тогда следовала, точнее, пыталась следовать, в западном направлении, значит, не была западной страной. Если Запад идеален, а Россия - не Запад, значит, собственные модели поведения и политико-культурно-идеологических представлений не являются идеальными. Но для того, чтобы путь на Запад был не бессмысленным, надо найти в своей истории примеры того, что Россия всё-таки Запад, или что она чуть им не стала. Так и появляются вдруг утверждения, что у русских демократия в крови. В пример обычно приводится вече. Однако вечевая демократия была своеобразной, порой доходившей до мордобоя. Кто кровавой юшки больше разбрызгает, тот и проиграл. Кстати, и в раннем английском парламенте благородные лорды позволяли себе плевать друг в друга, но у них такая демократия постепенно переросла в нынешнюю путём в основном эволюционным, когда незаметное накопление отличий, наконец, приводит к качественным изменениям, а в России любая "демократия" дискретна. Зачастую новый её виток никак не зависит от предыдущего. Но для обоснования нынешних идеалов нужно их естественное наличие в истории и естественное перетекание один в другой. Вот и приходится если не отрекаться от прошлого, то рассматривать его так, как желательно "значимому другому", которым у нас до сих пор выступает Запад.

Вообще-то России не привыкать просыпаться в новом образе и с новым прошлым. Императорская Россия исчезла как реальность, преобразовавшись в советскую, советская исчезла, превратившись в постсоветскую. Во всех случаях с изменением современной ситуации менялось и прошлое. То есть от истории никуда было не уйти, но история должна была быть определённой. Идеологически дозированное прошлое не даёт возможности широкого исторического взгляда. Также оно не даёт возможности называть вещи собственными именами. То событие, которое мы сегодня оцениваем как "революционное выступление против самодержавия". на поверку могло оказаться тривиальным пьяным дебошем, в котором случайно уронили портрет императора. Давая современные названия событиям прошлого, вводя современные представления в понимание прошлого, мы не только оцениваем их (даже не желая того), мы перестаём адекватно воспринимать эти события, мы не понимаем мотивы, породившие действия и искривляем смысл исторического процесса. Прошлого, в котором нет нынешних "правильных" догм, мы начинаем стесняться, объявлять варварским. Однако меньше всего наши предки стремились к тому, чтобы их действия совпадали с теми концепциями, которые мы сейчас на них набрасываем.

Россия последних лет в лице элиты как-то непонятно реагирует на своё прошлое. То встречаются заявления о России, защищающей свои интересы, то вдруг происходит критика явления, и оказывается, что Россия не защищала своё, а кого-то угнетала. Мне кажется, что современная Россия не знает, что ей делать в сфере идей. Огромная любовь к Западу в 90-е годы сменилась юмористически-пренебрежительным и даже агрессивным отношением к нему же в начале XXI века, а сейчас, когда страна преодолела экономический кризис, она оказалась на распутье. Видимо, ускоренное возвращение гордости за своё величие, которое было свойственно большинству россиян несколько лет назад, встретило препятствие в виде проблем, привнесённых экономическим кризисом. Страна забуксовала, люди начали снова разочаровываться в её величии. И вот здесь как раз в полной мере проявилась проблема отсутствия опоры на прошлое, отсутствия исторического взгляда.

"Россия радикально отказалась от какого-либо исторического взгляда, - пишет Олег Неменский, - Её политика не имеет идентичности, это политика без субъекта". По-моему, новая Россия и начинала именно такую невнятную политику по отношению к когда-то братским республикам. В перестройку российская элита приобрела комплекс неполноценности, этот комплекс распространился на большинство россиян, а больше всех от него пострадали собственно русские и те, кто себя к ним причислял в этнокультурном плане. Россию и имперскую, и советскую обвинили в колонизации собственных окраин, превращённых позже в союзные республики. Расставаться с прошлым в то время было не только показателем "цивилизованности" и "демократии", но и позднесоветской идеологической модой. Граждане "демократической и цивилизованной" страны не должны чтить своих предков, которые вдруг сделались "колонизаторами и оккупантами". Присоединение Украины к России в одночасье стало уничтожением суверенной украинской государственности, междукняжеские усобицы времён распада Древнерусского государства - межнациональными конфликтами и даже попытками геноцида, освобождение Восточной Европы от нацизма - оккупацией. Сейчас Россия отошла от этих представлений, но на подсознательном уровне у некоторых представителей элиты они остались, да и выработанная годами привычка к интеллектуальной эксплуатации определённой концепции никуда не делась. Обкатанную, пускай и не очень эффективную модель, более безопасно использовать. Другое дело, что при изменении ситуации вокруг России из не очень эффективной эта модель превращается в откровенно неэффективную. Но ведь она привычна.

Российская бюрократия, воспитанная в Советском Союзе, усвоила термины и некоторое видение советской идеологической доктрины о праве наций на самоопределение, великодержавном шовинизме, империи как тюрьме народов и прочем творчестве большевистских пропагандистов. Эта терминология не позволяет увидеть в подавлениях каких-нибудь "национально-освободительных восстаний" обеспечение государственной безопасности и целостности страны, в "захватнических войнах" - защиту национальных интересов и прочее. Именно поэтому понятие "Русская земля", которое определяется в статье Неменского, будет встречено не очень положительно как в ближнем зарубежье, так и среди части современной российской элиты. Как бы представители России не доказывали, что Русская земля не означает стремления подчинить и захватить локальные государства, они так и не смогут убедить в этом соседей. У особо рьяных "национальных деятелей" новых локальных государств само понятие "Русская земля" будет вызывать реакцию отторжения. Именно поэтому нужно не стесняться его вводить, одновременно отслеживая реакцию и объясняя смысл термина разными способами, чтобы объяснениями удовлетворилось большинство опасающихся "оккупации" или чего-нибудь подобного.

России надо определиться, чего она хочет в первую очередь - вести себя так, чтобы не вызывать опасений своих бывших окраин/союзных республик, но отказаться от влияния на обстановку в ближнем зарубежье, то есть от части национальных интересов, или всё-таки проводить в первую очередь политику национальных интересов, понимая, что это будет вызывать раздражение у иных стран. Кстати, в настоящее время беспокойство усилением "имперских амбиций" России совершенно напрасно. Россия в глазах соседей выглядит непрестижно. Внутренние этнические и региональные проблемы, остатки экономического кризиса, прочие явления, снижающие значимость страны, не позволяют надеяться на то, что к России кто-то потянется. Лишь придя во внутренней политике к какой-то внятной деятельности можно стремиться эффективно влиять на соседние государства. Так что введение понятия "Русская земля" не несёт реальной угрозы для существования суверенных Украины или Белоруссии, а развитию добрососедства оно, скорее всего поможет.